Судьба страха
Шрифт:
Я расписался.
Выходя из кабинета с тяжелым тюком, бечевка которого врезалась мне в руку, и мешком турецких монет, вытягивающим руку из сустава, я чувствовал себя богаче Креза и Мидаса, вместе взятых. А богатый Грис, как это кое-кому скоро предстояло узнать, являлся Грисом чрезвычайно опасным.
Бог ты мой, босс, — изумился таксист, — вы что, ограбили этот банк? — Он так и таращился от изумления, подсобляя мне и закидывая увесистый тюк с деньгами в такси.
Мы тронулись,
Примерно после тридцать пятого «ну и ну» и многократных ударов такси о ручные тележки, после чего их владельцы яростно грозили нам вслед кулаками, я заметил, что мы движемся в южную сторону и что скоро нам придется взбираться на улицу Ткачей. Не говоря уж о том, что она недостаточно широка для такси, если мы намеревались вернуться в Афьон, нам бы вообще следовало ехать в противоположном направлении, чтобы перебраться через Босфор в азиатскую Турцию.
— Эй! — окликнул я таксиста, заглушая вопли пешеходов. — Ты не туда едешь!
Он нажал на тормоза и остановился. Да и, пожалуй, как раз вовремя. Такси заехало носом в корзинную лавку, и ее хозяйка барахталась в груде упавших корзин.
— Ну и ну, — проговорил таксист. Он сидел как болван. Я хлопнул его по макушке. Он обернулся, протянул руку через спинку сиденья и попытался поднять лежавший у моих ног тюк с деньгами. — Ну и ну, — повторил он. — Это и правда ваше, офицер Грис?
— Конечно, мое, — отвечал я. — И каждую неделю я могу получать столько же. А теперь давай-ка разворачивайся и поезжай домой! У меня есть дела, а дорога далека — двести восемьдесят одна миля.
В окна машины стучали. Я решил это дело уладить. Опустив одно из окошек, я выставил наружу стволы обреза, направил их в небо и жахнул. Это не возымело желательного действия, наоборот, привлекло еще больше народу. Но моя «аппаратная» выучка крепко сидела во мне. Я сунул руку в мешок, вытащил полную пригоршню жалких турецких грошей и швырнул их над головами собравшихся, целясь как можно дальше.
О чудо! Тут же вокруг образовалось достаточно свободного места, чтобы мы могли развернуться, пока людишки подбирали рассыпавшиеся куруши.
Таксист умело воспользовался ситуацией, и вскоре мы уже ехали своей дорогой.
— Машина! — возбужденно проговорил он. — Она там, в Бейоглу. Держитесь, я вас вмиг доставлю туда.
Такси с ревом промчалось мимо Египетского базара, свернуло в основной поток на подходе к мосту и вскоре уже с грохотом неслось по мосту Галата, отделяющему Золотой Рог от Босфора.
Проехав вереницу фабрик, изрыгающих дым, и покружив по каким-то сомнительным переулкам, мы наконец очутились в местечке, бывшем, возможно, когда-то поместьем, но теперь — gecekondu, что означает «заложенный ночью» и представляет собой поселок из самых захудалых лачуг, построенный на государственной земле с целью ее приобретения.
Пробуксовывая в грязи и мусоре, такси приблизилось к тому, что когда-то, возможно, было конюшней, но теперь скреплялось воедино главным образом хибарками из листового железа, которым это строение служило задней стеной.
— Позвольте, я буду вести переговоры, — попросил таксист Ахмед. — И набросьте-ка на тюк с деньгами куртку или еще что-нибудь. — Он вышел из такси и приблизился к двери.
Я сделал то, что он просил. А кроме того, глядя на субъектов, ошивавшихся вокруг, перезарядил свой обрез. Боги, вот это были трущобы!
Вскоре таксист вернулся и сделал знак, чтобы я вылезал. Тщательно заперев машину, он зашептал:
— Вот что, не издавайте никаких криков восторга и ничего такого. Это настоящая находка. Когда-то это поместье принадлежало генералу. Он был очень известный человек. У них нет никакого представления о ценности машины, поскольку ее покупали тогда, когда лира стоила в сто раз меньше того, что она стоит теперь. Поэтому не надо кричать «хуццах». И фуражку в воздух бросать не надо. Торговаться предоставьте мне.
Я согласился. Пригнувшись и пройдя сквозь каменный полуобрушившийся туннель, мы вошли в темное помещение. Послышалась громкая возня и пронзительный птичий крик. Вокруг с шумом летали встревоженные куры. Мои глаза постепенно привыкли к мраку, и я различил какой-то массивный корпус, покрытый ветхим армейским брезентом. И этот брезент был сплошь усеян куриным пометом. Справа я услышал нечто вроде злобного хихиканья. Там стоял древний старикашка с носом, как птичий клюв, и совершенно беззубый. Смех его мне напомнил о дьяволе Манко.
Из боковой двери суетливо выбежала хозяйка. За юбку ее цеплялись двое голеньких ребятишек. Она была очень толста и очень грязна.
— Где машина? — шепнул я Ахмеду.
— Да вот же, — указал он. — Не пытайтесь задирать брезент. Я уже все проверил. Она в полном порядке.
Я все-таки заглянул под брезент и увидел настолько спущенную шину, что сквозь резину проступал обод колеса. Я прошел чуть дальше… и вздрогнул: прямо в глаза мне смотрел орел! Ярко-красный, с простертыми крыльями и… с рогами! Он был намалеван на дверце.
— Генерал происходил из знатного турецкого рода Гок, — прошептал таксист. — Один из его предков, Култегин, — герой Турции. В его гербе есть изображение этого орла. Хорош, верно?
Я отпустил край брезента и вытер пальцы о солому — к ним пристал куриный помет.
— Что же там за машина? — спросил я.
— «Даймлер-бенц», — шептал Ахмед. — Только поймите правильно. Он стоит тут уже более четверти века. К нему нужно слегка руки приложить.
Тут подала голос чумазая женщина. Она словно подхватила разговор, который еще не окончился.