Судьба. Книга 4
Шрифт:
— Смотри… Ты не из тех джигитов, которые не знают, где у сабли рукоять, а где острие. Мне твой характер известен и твои дела, ты меня хорошо изучил. Или плохо ещё знаешь, на что я способен?
— Думаю, что немножко знаю. Не понять только, куда ты клонишь. Угрожаешь, что ли? А за что мне угрожать? Да и не из пугливых я.
— Знаю! Потому и ценю твою дружбу. А ты мою, кажется, ни в грош не ставишь. Ну да ладно, каждому видней, из какого кувшина пить. Лично я, Торлы, хочу сделать одно дело. Душно мне в этих краях, воздуха мне не хватает. Хочу перебраться окончательно на ту сторону границы. Там за го, что ты торгуешь, никто на твою курицу не шикнет — торгуй на здоровье. А коли придёт охота старое вспомнить,
— Для разговора слов много, да пользы от них мало. Сказано: «Чем быть шахом в Мисре, лучше быть нищим в Кенгане [13] ». Не у каждого хватит сил покинуть землю, в которую впиталась кровь от его пуповины.
— Да, для этого нужно иметь мужество, ты прав. Но я тоже не завтра уеду, покручусь ещё возле Мерва. Ведь если я не перережу глотку этой шлюхе, не смогу с аппетитом есть у самого полного сачака.
— Оставь ты её, Аманмурад. Всё равно уходишь отсюда, пусть она живёт как знает.
13
Миср, Мусур — Египет, Кенган — Ханаан, Палестина.
— Не говори: «пусть живёт», говори: «пусть не живёт!» По сёлам ездит, аульных женщин портит, достойным людям печень язвит. Можно ли такую ядовитую змею живой оставить? Пытался подстеречь её в аулах, да пока не сумел — думаю, местные вертихвостки ей способствуют, покрывают своими подолами. Ничего, я им всем подолы задеру! Не уеду отсюда, пока её могила не проглотит, понял?!
Из дырявой маски через край не прольётся
— Я поехала в аул Хомат есира, — сказала Узук.
— Что там случилось? — осведомился Сергей.
— Дед один вторую жену в дом привёл.
— С её согласия?
— Сомневаюсь. Говорят, молоденькая совсем, с какой стати она второй женой к старику пойдёт.
— Отбивать будешь?
— Обязательно увезу, даже если она и возражать станет.
— Аул дальний, возьми хотя бы одного милиционера с собой, — посоветовал Сергей.
— В первый раз, что ли! — отмахнулась Узук.
— В первый, не в первый, а возьми. Волка этого косоглазого видели на днях за Мургабом.
— Ладно, я Абадангозель прихвачу.
— Напрасно рискуешь, Узукджемал.
— Это не риск, Ярошенко, это тонкий расчёт, — улыбнулась Узук.
— Да ну! — искусственно удивился Сергей.
— Не веришь?
— Хотелось бы поверить, да недосуг.
— Зря смеёшься. У нас говорят: «От сильного и тень — опора». Если я с милицейским конвоем стану по аулам ездить, ни одна женщина веры мне не даст.
— А одной — верят?
— Верят. Им-то известно, какие опасности меня подстерегают, а я — не боюсь одна ходить, значит, сила за мной и правда за мной, значит, и они при желании смогут получить такую же силу и правду. Потому и верят.
— Дипломат, однако! — уважительно сказал Сергей. — У тебя хоть пистолет в порядке, дипломат?
— Вот он, — Узук показала браунинг.
— Фью! — свистнул Сергей. — Не пойдёт. Это для слабонервных, а на бандитов что-то посущественнее надо иметь. На-ка вот кольт. Лучше бы, конечно, наган, но у него пружина тугая, твоим пальчикам с ней не справиться. Может, всё-таки, дать тебе сопровождающего?
Узук затрясла головой.
— И не подумаю! Хватит с меня этого арсенала!
— Добре, езжай, — благословил Сергей, — по ночи только не возвращайся, лучше заночуйте в ауле, если задержитесь.
Работа Узук в женотделе была далеко не лёгкой. Несмотря на официальное запрещение калыма, он продолжал существовать и в явной и в
Намного сложнее обстояло дело с многожёнством. Ликвидировать его было попросту невозможно. Не скажешь ведь одной из жён: «Разведись со своим мужем», если у неё дети? Другая, может, и ушла бы, да к хозяйству привыкла, позора боится. Короче, помогали лишь тем, которые сами обращались за помощью. А впредь старались пресекать случаи двоежёнства, хотя и это удавалось не всегда. Ещё в прежние времена не слишком большой гласности придавали факт прихода в дом второй жены, старались сделать это потише, понезаметнее. Теперь же это вообще стало совершаться тайком — вдвоём или втроём ночью ехали за невестой, этой же ночью происходил свадебный обряд. Но Узук, обзаведшейся активом почти во всех окрестных аулах, удавалось иной раз поспеть прямо к бракосочетанию. Как правило, спасённую девушку увозили в город, в интернат, поскольку в любом другом случае, — а такое по неопытности бывало на первых порах, — она всё равно становилась второй женой.
Среди сельских женщин имя Узук быстро стало довольно популярным. К ней с уважением относилась даже та часть женщин, которые не ждали никаких перемен в своей жизни и не слишком благожелательно смотрели на всякие нововведения семейного и бытового характера. Что же касается молодёжи, так эта вообще души не чаяла в Узук и встречала её, как, вероятно, самый ревностный фанатик ислама не встретил бы пришествие пророка Мухаммеда. Были случаи, когда одно упоминание имени Узук охлаждало пыл не в меру расходившегося мужа. И действительно, на неё посматривали с опасливым удивлением и старались не вступать с ней в открытый конфликт в значительной степени потому, что она заявлялась в аулы без всякой охраны: она сказала Сергею правду. Может быть, здесь действовало невольное уважение к мужеству, а мужество всегда уважалось туркменами независимо от того, мужчина его проявил или женщина. Может, опасались, что, коли она так откровенно демонстрирует своё бесстрашие, стало быть чувствует за своей спиной скрытую охрану, которая немедленно схватит и отправит в тюрьму любого, а тюрьмы побаивались больше, чем бандитского ножа.
Словом, Узук пока везло во всех её решительных и порой рискованных предприятиях.
На этот раз она немножко опоздала к месту происшествия — о двоежёнстве ей сообщили уже после бракосочетания. Но всё равно оставить этого без последствий она не могла, так как второй женой взяли молодую девушку и наверняка без её согласия. В аул Хомат есира Узук ехала в первый раз.
Ребятишки, игравшие на улице в альчики, моментально окружили фаэтон — в диковину им была и такая смешная арба на четырёх колёсах и две незнакомые нарядные женщины, одна из которых правила лошадью. Мальчишки знают всё на свете, даже то. что произойдёт в следующую пятницу, поэтому они сразу же указали кибитку молодухи. Оставив лошадь на попечение добровольных помощников, Узук и Абадан вошли в кибитку.
При виде незнакомок молодуха быстро закрыла лицо и отвернулась к стене.
— Не прячь лицо, девушка, — сказала Узук, подсаживаясь к ней, — от нас не надо прятать лица, ты ведь старше меня намного.
Молодуха нервно хихикнула.
— Разве не так? — засмеялась и Узук. — Ведь мой муж является младшим сыном твоего мужа, значит, ты мне тётушка. А ну, открывай, открывай лицо, тётушка моя!
Покрасневшая от смущения молодуха опустила полу халата.
— Ты и яшмак снимай, — продолжала Узук. — Я тебе не свекровь, со мной можно спокойно без яшмака разговаривать. Вот так, девушка! И тебе дышать свободнее, и нам приятнее на твоё красивое лицо смотреть. Ты из какого аула? Здешняя?