Судьба. На острие меча
Шрифт:
Я отступила на полшага в сторону и легонько шлепнула коня по холке. Друг несмело переступил с ноги на ногу.
— Ступай, ступай, — я ткнула ладошкой в его круп, и он нехотя затрусил в обратную сторону. Пробежав десяток шагов, конь повернул голову и тихонько заржал, словно прося вернуться.
Но я отрицательно качнула головой:
— Ступай, Орлик!..
Конь махнул хвостом и скрылся за деревьями. За него я не волновалась, дорогу он знает, а воры-конокрады, хм… это даже не смешно… на сбруе и седле — мой вензель, едва ли кто осмелится покуситься на коня лучшей воительницы Её Величества… Я снова посмотрела в сторону ускакавшего боевого друга и, тяжело вздохнув, шагнула к потайной дверце…
Меня
— Госпожа, — Светазар, остановившись, склонился почти до самой земли, а когда разогнулся, на его лице не было ни капли почтения. — Идёмте.
Не дожидаясь моего ответа, он развернулся и бодро зашагал прочь. Я поспешила за ним следом. Он шёл, всё ускоряя и ускоряя шаг, и спустя минуту я почти бежала.
Наконец, он довёл меня до белой стены дворцовой башни, и мы остановились. Перед нами высился единый монолит. Ровная каменная поверхность без единой щели… Привратник осмотрелся по сторонам и, покопавшись в одеждах, извлёк узкий, похожий на стилет, ключ. Щель в стене всё же была. Втиснув ключ в едва видимую трещину кладки, Светазар привел в действие механизм, скрытый в глубине камня. Внутри заскрежетало, и стена стала медленно поворачиваться. Вскоре в ней образовалась прореха, достаточная для того, чтобы протиснуться одному человеку. Привратник, отступив в сторону, молча кивнул, и я шагнула вовнутрь. Каменная кладка сделала ещё пол оборота, и проём за моей спиной закрылся. Какое-то время я стояла в неподвижности. Глаза медленно привыкали к мраку. Я знала, что меня окружают королевские воительницы, но не слышала даже их дыхания. Наконец, мрак рассеялся, и я шагнула вперёд. Сомкнутые передо мной копья поднялись вверх — стражницы отступили, освобождая дорогу.
— Авель, передумай, пока не поздно, — королева Эвиль нежно погладила мою руку. В её взгляде — боль и сострадание. — Я уже жалею, что высказала свои мысли вслух… Ты лучшая. Лучше всех, но всё же… Как королева я не имею права заменить тебя кем-то другим… но, как подруга, прошу — откажись! Я не стану тебя неволить, — в голосе столько мольбы и отчаяния… но слёз нет. Королеве не пристало лить слезы.
— И не подумаю, — она упрашивала меня, казалось, целую вечность, хотя прошло всего несколько минут. Тщетно. Разговоры бессмысленны, у нас нет другого выхода. И я, и она это прекрасно знаем.
— Хорошо, — королева решительно выпрямилась, её голос вновь обрёл твёрдость, — пусть будет по-твоему. Но ты понимаешь, что это очень опасно?
Я кивнула. Мы обе знали, насколько невелики мои шансы. Эвиль сделала шаг в сторону, и её взор остановился на солнечном луче, пробившимся из-за прикрытых ставен.
— Авель, что бы ни случилось, — её голос вновь предательски дрогнул, — никто не должен узнать, что ты действуешь по моему приказу. Слышишь, никто! Ты должна выполнить задание. Иначе война. Кровь, пожары и голод. Тысячи убитых и угнанных в рабство… Мы еще слишком слабы для открытого противоборства…
Никто не должен узнать… Значит, она не верит в моё возвращение. "Ты должна выполнить задание. Иначе война". Но война уже идёт, хотя об этом открыто и не говорят: отравленные колодцы и сожжённые нивы, разбойничьи набеги и торговые препоны… Страна разорена и доведена до края, за которым только пропасть голода и мора. Лишь мудрое правление королевы сдерживает распад и хаос империи.
— Я всё прекрасно понимаю, Эвиль, но не откажусь от своего решения. Я не смогу сидеть в тылу, прячась за чьими-то спинами и ждать позорного плена и рабства. Это не для меня!
Королева вздохнула.
— Тогда поезжай в Яруск. Там ты должна встретиться с генералом Эльге Ламсом. Действуй по его указаниям. Мне же больше нечего тебе сказать, — она отвернулась. — Отправляйся немедленно и… — над нами повисла пауза, словно королева подыскивала нужные слова. Когда она продолжила говорить, голос её дрожал, — возвращайся…
Она по-прежнему стояла ко мне спиной, руки были прижаты к лицу, а плечи вздрагивали.
Я молча поклонилась и, развернувшись, быстрым шагом направилась к потайному выходу. В горле стоял ком, а на сердце давил камень.
Изменить внешность до неузнаваемости особого труда не составило. Привычно распушенные по плечам золотисто-русые волосы стянулись в высокий пук на затылке, на веки лег толстый слой сажи, а губы расплылись красной помадой. Два-три круговых движения свеклой и на щеках — яркий румянец. Не очень ровно, но зато эффектно. Посмотрев в зеркало, я увидела милую дурнушку из приличного дома. Хотелось взглянуть на того, кто узнал бы меня в этом образе. Если не считать шуршащие и сковывающие движения платья, то я вполне была готова к путешествию. Привычные брюки и кое-что из верхней одежды сложила в дорожную сумку. Меч пришлось оставить — не пристало девушке из хорошей семьи разгуливать со столь серьезным оружием. Но отказаться от узкого боевого ножа было бы верхом неблагоразумия. Его я прицепила к неширокому поясу, скрытому под надетой поверх платья туникой. Чехол с десятком метательных стрелок крепко затянула на лодыжке.
Задворками выйдя на рыночную площадь, я прямиком направилась к конному ряду. Слава богу, в торговой суете до меня никому не было дела: торговцы орали, нахваливая товар, покупатели галдели и, столь же громко кричали, возмущаясь что их пытаются обжулить. Меж теми и другими сновали вездесущие мальчишки, добрая половина которых успешно трудилась на воровскую гильдию. Я давно предлагала королеве переловить всех воров, а мальчишек-подручных отправить на перевоспитание…
…Королева хмуро улыбалась.
— Авель, политика слишком тонкая и сложная наука, — поясняла она, — чтобы вот так запросто предпринимать столь решительные шаги. Воры — неотъемлемая часть общества. Ты даже не представляешь, сколько народу кормится вокруг этих нарушителей закона. Если мы устраним хотя бы половину из них, то на плечи казны лягут заботы о тысячах обездоленных и нищих, по городу прокатится волна голодных бунтов. Тебе кажется, что воры наносят ущерб и страдания простым людям? Тебе жаль прозябающих в нищете? Запомни, ни один уважающий себя вор не станет гоняться за кошельком, в котором нет и десяти монет. Настоящий вор никогда не опуститься до того, чтобы украсть последнюю денежку у старой женщины или неимущего. Член воровской гильдии — это не та мелкая жуликоватая шушера, шастающая по площадям в поисках любой поживы. Они — воры — всего лишь перераспределяют ценности, имеющиеся в обществе, забирая у одних и отдавая другим. Что дурного в том, чтобы наказать беспечного зазнавшегося купца, похваляющегося заморским товаром или сбить спесь с молодой женушки фабриканта? Это наука жизни, а наука стоит дорого. На каждого вора работают десятки людей: от вихрастых мальчишек до убелённых сединами ветеранов, от нищих, просящих подаяния, до богатых лавочников, имеющих не по одному десятку слуг. Нет, Авель, мы не будем искоренять это зло, пусть даже законы и требуют этого.