Судьба
Шрифт:
«Помогите!» — просьба была обращена на Общем языке с людским акцентом. — «Пожалуйста, помогите мне!»
Человек цеплялся за край широкой ямы. Были видны лишь его голова и руки. Эльфы подбежали к нему, и двое воинов вытащили его в безопасное место.
Это был человек средних лет, с темными волосами, одетый в коричневую кожу. Когда воины увидели его ножны и нож, они достали свое собственное оружие.
«Кто ты?» — спросил Хамарамис.
«Меня зовут Джералунд. Я охотник…»
«Как ты очутился здесь? В Инас-Вакенти нет людей».
«Я преследовал оленя по узкой расщелине в горах и попал в долину. Ее не было на моей карте. Прошлой ночью, прежде чем я смог выбраться, меня коснулись какие-то летающие огненные шары. Следующее, что я знаю, что очутился здесь, в этих пещерах».
Один из воинов освободил Джералунда от его оружия. Хамарамис подозрительно разглядывал меч человека. Это был боевой клинок. — «Ты солдат?»
«Был когда-то». — Как и большинство годных к военной службе парней на континенте.
Дальнейший обыск принес кошелек с монетами, новенькими. Стальные монеты обычно становились коричневыми через месяц-два обращения. Его же были все еще блестящими и свободными от ржавчины. А еще они были неракскими.
«Боюсь, ты должен считать себя нашим пленником, по крайней мере, пока что», — сказал Хамарамис. Человек запротестовал, но Хамарамис оборвал его. — «Беседующий решит, что делать с тобой».
Виксона, отошедшая в сторону от допроса, чтобы заглянуть в яму, позвала генерала взглянуть. Яма была чрезвычайно глубокой. Она сомневалась, что в долине хватит веревок, чтобы измерить ее глубину. Но не это заинтересовало ее.
«Уберите факела и посмотрите вниз», — сказала она. Один из воинов взял их горящие факела и отошел недалеко в сторону. В наступившей темноте глубоко-глубоко в яме была видна слабая голубоватая аура.
«И слушайте», — сказала Виксона.
Из глубокой шахты исходил медленный регулярный стук. Он во многом напоминал ритм бьющегося сердца.
13
Ливни тонкими завесами двигались по Инас-Вакенти. Из эльфийского лагеря в центре долины вся панорама облаков и чистого неба, солнечного света и дождя раскинулась словно величественная фреска. Серые облака быстро неслись по небу, потоки дождя перемежались столбами солнечного света, золотыми пальцами спускавшимися ласкать древние белые монолиты.
Гилтас разглядывал прекрасную перспективу, и не видел ее. Он в одиночестве сидел в своем паланкине у края огромного каменного диска, собираясь с силами. Исследователи, которых он послал в туннели, опаздывали. Повторявшиеся крики в яму не вызывали ответа. Не было недостатка в добровольцах, готовых спуститься вниз вслед за исследователями, но Гилтас запретил это. Он не желал рисковать еще жизнями.
Отсутствие Кериан было еще более горьким. У нее была привычка справляться с неравными шансами, но путешествие в одиночку в Кхури-Хан, чтобы похитить наиболее святую жрицу Кхура, могло оказаться чересчур даже для Львицы. Он собирался воспользоваться силой платформы, чтобы позвать свою жену и пропавших исследователей, как разговаривал с Гитантасом до этого. Никто из них не знал границ странного влияние долины. Если Гилтас одной рукой смог сдвинуть гигантский монолит, возможно, он сможет послать свои слова за пределы долины, где бы ни могла быть его жена. Это было единственное, что он смог придумать сделать для нее.
Столб солнечного света, на короткое время осветивший платформу, был поглощен новым шквалом. Золотистый свет, казалось, бежал по белому граниту, преследуемый по пятам дождем. У паланкина был брезентовый полог для защиты от солнца и дождя. Гилтас нашел звук дождя, барабанящего по брезенту, удивительно успокаивающим.
Он нуждался в подобных маленьких утешениях. Остальные проблемы становились все тяжелее. Запасы еды продолжали сокращаться. Он санкционировал дополнительные фуражные отряды, но те вернулись с разочаровывающе скудными результатами. Несколько бушелей трав, немного молодых листьев одуванчиков и малое количество грибов не поддержат нацию. Впервые он поставил под сомнение свое решение привести свой народ в Инас-Вакенти. Не сделал ли он гибельный выбор. Каким бы опасным ни было их существование в Кхуриносте, там они имели дело с врагами, которых видели, и с которыми могли драться. В долине врагом была ситуация, осложненная армией молчаливых призраков. Эльфы заплатили высокую цену, чтобы попасть сюда. Многие умерли во время похода через пустыню, а выжившие в жаре и атаках кочевников обнаружили, что смерть все еще крадется за ними, смерть от голода.
Мог ли он выбрать другой путь? Кериан никогда не колебалась, отстаивая свою мечту вернуть родные земли. А еще Гилтас вне всяких сомнений знал, что это было им не по силам, по крайней мере, в настоящий момент. Ее второй план, завладеть Кхури-Ханом и использовать его в качестве цитадели, был абсолютно нелепым и мог привести к убийствам и страданиям ужасающих масштабов. Их основное и единственное преимущество — купленное у хана убежище — было бы потеряно. Абсолютно все повернулись бы против них.
Дождь усилился. Он не мог больше откладывать. Гилтас слишком быстро встал. Его ноги предательски подогнулись, но он навалился на посох и не упал. Капли дождя падали ему на лицо. Гилтас не обращал на них внимания и подошел к платформе. Ее гранит имел самую лучшую полировку и самую чистую белизну изо всех, что он когда-либо видел. Сорок сантиметров возвышались над землей. Еще больше было вкопано. Гилтас мог бы вскочить на плиту одним легким прыжком. Вместо этого он с трудом взбирался на нее, словно на гору.
Когда Гилтас наконец добился успеха, он с трудом дышал. Дождь мочил ему волосы, струился по глазам и стекал по подбородку. Скорее чем помеха, дождь был приятным, почти теплым, что было странным, так как он пришел с очень высоких гор. Его эффект оказался неожиданным. Он подействовал словно тонизирующий напиток, придав его мыслям свежую ясность, а его телу новую целеустремленность. Он двинулся вперед, направляясь к центру огромного круглого монумента.
Кончик его посоха поскользнулся на мокром граните, и Гилтас растянулся. Он ободрал костяшки на левой руке и получил ощутимый удар в челюсть. Ничуть не испугавшись, Гилтас снова поднялся на ноги. Дождь смыл кровь.
Когда он добрался до точного центра платформы, случилось странное. Дождь продолжал поливать его и стучать по камню, но он не издавал звука. Было необычно наблюдать дождь и совсем не слышать его. Удивившись, он хлопнул в ладони. Те тоже не издали ни звука. Гилтас стукнул толстым концом посоха по граниту. Ничего.
Неестественная тишина позволяла приблизиться другим звукам. Они стали громче, как только он сконцентрировался. Это были голоса его подданных в лагере. Слегка поворачиваясь влево-вправо, он мог делать голоса громче или тише. Он сдвигался на сантиметр туда-сюда, пока голоса не исчезли, набрал в грудь воздуха и произнес самое близкое сердцу имя.