Судьба
Шрифт:
Хамарамис уставился на своего короля. — «Великий Беседующий, у меня есть идея», — сказал он, и попросил Гилтаса приблизиться и снова коснуться камня.
Лицо Гилтаса озарилось пониманием. — «Ты думаешь, я это сделал?»
«Пожалуйста, сир».
Это было смехотворно. У Гилтаса не были стальных рук, наделенных сверхъестественной силой. В последнее время его легкие были так переполнены кровью, что он едва мог сделать десяток шагов, не задыхаясь. Чувствуя себя глупо, Гилтас велел носильщикам отнести себя обратно к наклоненному блоку, и надавил ладонью на камень. Тот немедленно сдвинулся с места.
«Всем отойти», — велел он охрипшим голосом. Хамарамис с носильщиками отступили назад. Он положил руку на камень и слегка толкнул.
Монолит пришел в движение, словно не имел веса.
Шестиметровый блок тяжело рухнул лицевой стороной вниз. Его выдернутое из земли основание подняло в воздух облако земли. Повсюду послышали радостные крики. Все еще сидя в своем паланкине, Гилтас наклонился к упавшей плите, его плечи и голова были щедро осыпаны землей, а на лице было очень озадаченное выражение.
На том месте, где стоял монолит, зияла глубокая дыра. Хамарамис подошел к краю и заглянул внутрь. Яма была темной, глубокой и холодной. Пальцы тумана кольцами обвивали сапоги старого генерала. Он вслух подумал, под каждым ли каменным столбом скрывается вход в туннель. Один из носильщиков Беседующего задал другой вопрос: «Зачем обитателям Инас-Вакенти такие тяжелые двери?»
Первейшей заботой Хамарамиса была защита лагеря. Если все камни можно было легко двигать с помощью Беседующего, то их можно было бы использовать для создания более прочного периметра. С другой стороны, не было благоразумным открыть так много входов в туннели. Внизу могли подстерегать не меньшие опасности, чем недружелюбные призраки или блуждающие огоньки наверху.
«Не волнуйтесь, генерал», — непринужденно сказал Гилтас. — «Когда мы закончим исследовать этот туннель, я просто верну камень на место». — Носильщики с генералом изумленно уставились на него, и Беседующий рассмеялся.
Хамарамис вызвал воинов сторожить вход. Гилтас сказал генералу, что хочет, чтобы туннели начали исследовать без промедления.
«Ночью, сир?»
«Там всегда ночь».
Его логика была безупречной. Хамарамис быстро организовал эльфов соорудить конструкцию, чтобы опустить в отверстие исследователей. Вызвали искусных мастеров по дереву и изготовлению канатов. Зажгли еще факелы.
Пока продвигалась эта работа, Беседующий послал за писцом, чтобы нарисовать план туннелей. Посланный за добровольцем воин вернулся один. Писцы явно не испытывали энтузиазма к данной задаче.
Хамарамис обругал воина, что тот не выполнил приказ Беседующего. — «Я приведу писца, сир — если понадобится, на кончике меча», — прорычал старый генерал.
Гилтас остановил его. Он не хотел заставлять кого-либо рисковать собой. Хотел бы он сам войти в этот туннель. Когда-то он вполне преуспел с чернильной кисточкой. Но, конечно же, подобные приключения сейчас ему были не под силу.
Он решил направить вниз только воинов, когда из лагеря появился бежавший изо всех сил молодой эльф. Поймав их взгляд, вновь прибывший резко замедлился. Несмотря на испачканные чернилами пальцы и короткую прическу писца, вновь прибывший оказался очень молодым, и, к тому же — девушкой. Она быстро поклонилась Беседующему, Хамарамису, и даже Трусанару, только что прибывшему со своими помощниками.
«Великий Беседующий, я — Виксона Диламбро, ученик писца. Я явилась в ответ на Ваш призыв», — задыхаясь, сказала она.
«Ты — дитя!» — воскликнул Хамарамис.
«Я давала клятву писца». — Это означало, что ей было по меньшей мере восемьдесят, хотя она выглядела гораздо моложе.
Гилтас спросил: «Почему ты хочешь идти?»
«Чтобы служить вам, сир». — Он внимательно смотрел на нее, и она выпалила, — «И чтобы показать этим старым пням, что я так же хороша, как они!»
Он понимал. Его старшие писцы были из того поколения, что не пускало женщин в свою профессию. В Квалинести этот запрет на профессию был давным-давно отменен, но мало кому из женщин хватало мотивации противостоять упрямым стариканам, весьма ревностно охранявшим традиции писцов. Клятва писца в благоразумии, честности и точности была не простым звуком. Наказание за нарушение любой части кодекса было суровым, и еще большим — ущерб чести. За всю свою жизнь Гилтас знал меньше дюжины женщин-писцов.
Что-то в Виксоне тронуло Гилтаса. Возможно, ее отдаленное сходство с Кериан — она была блондинкой, но у нее было такое же как у его жены сердцевидное лицо. А скорее всего, Виксона вызвала в его памяти упрямство Кериан.
«Прекрасный пыл, юная леди. Не подведите меня».
«Не подведу, Великий Беседующий. Я не подведу!»
Хамарамис довольно кисло спросил ее, умеет ли та обращаться с оружием.
«Я сражалась против людей в пустыне».
Как и каждый эльф в долине. — «Есть у тебя какие-то навыки обращения с оружием?»
Ей пришлось признаться, что нет, но явное неодобрение генерала не могло охладить ее энтузиазм.
Исследовательскую партию должен был вести Хамарамис, и он выбрал в сопровождение трех воинов. У каждого должно было быть по два факела, один горящий, и второй про запас. В туннеле больше бы пригодились лампы, но все масло реквизировали в качестве еды. Они должны были быть вооружены только мечами, никаких луков. Генерал попытался навязать Виксоне запасной клинок, но она запротестовала, так как уже была нагружена пергаментом, чернильницей и кисточками. Он вопросительно посмотрел на Беседующего. Гилтас сделал знак убрать запасной клинок. — «Пусть берет, что хочет», — сказал он.
Наблюдая за приготовлениями, Гилтас съел принесенную Трусанаром крошечную порцию еды. Сильванестийский целитель глубоко тронул своего короля. Прибыв на рабочую площадку с обычной дозой неприятного на вкус лекарства, он также принес сюрприз: маленький горшочек кефра.
Гилтас пристрастился к этому кхурскому напитку во время изгнания у стен пустынной столицы. Целитель обнаружил кефр вместе с белым глиняным горшочком и крошечной соответствующей чашей, из которой его традиционно пили, среди багажа Беседующего, куда он был тщательно упакован Планчетом перед походом сквозь пустыню. Трусанар надеялся, что напиток поможет пробудить пропавший аппетит его короля.