Судьба
Шрифт:
Гитантас покорно изучил портреты. Находившиеся в его исходном туннеле смотрели в сторону перекрестка. Находившиеся в ответвлявшемся туннеле смотрели прочь от перекрестка. Эта новость взволновала Беседующего.
«Тебе следует свернуть в новый туннель! Мне кажется, эти рисунки обращены лицом к чему-то важному, вроде выхода».
Не имея лучшей альтернативы, Гитантас поступил так, как предложил Беседующий. После того, как так долго был лишен общества, молодой капитан чувствовал себя чудесным образом посвежевшим, и практически непрерывно болтал, пока шел. Беседующий молча
«Сир, туннель впереди спускается вниз. И возле пола клубится белый туман».
Его голос приобрел глухость, словно он говорил из большой пустой комнаты. Беседующий спросил о фресках. Они пропали. Фрески закончились, когда туннель приобрел уклон вниз.
Он искал выход на поверхность, а не проход, что поведет его глубже вниз. Тем не менее, туннель затем может выровняться и начать подниматься. Гитантас сказал Беседующему, что проведет разведку впереди. Если проход продолжит опускаться через сотню шагов, он вернется назад.
Стены туннеля были из гладкого серого камня, неукрашенного какими-либо рисунками. Белый туман наполнял проход от стены до стены. Сперва клубившийся у лодыжек Гитантаса, он сгущался по мере продвижения, пока не добрался до его груди. Он был холодный и липкий, и необычайно плотный. Гитантас провел рукой сквозь него, и туман скорее заколыхался, как вода, чем разлетелся, как дымка. Становилось все холоднее. Одежда Гитантаса пропиталась влагой и обвисла. Вода каплями стекала ему с волос на спину. Дойдя до следующего разветвления туннеля, он остановился. Перекресток был очень широким, не менее семи метров в поперечнике. Гитантаса переполняло чувство тревоги. Он не видел ничего подозрительного, но ощущал поблизости опасность.
Гилтас велел ему возвращаться, но Гитантас достал кинжал и медленно двинулся вперед. Его осторожность была не напрасной. Носок его левого сапога внезапно вместо твердого камня наткнулся на открытый воздух.
В полу была огромная дыра, шириной почти в весь туннель. Он бросил в отверстие обломок кости. Его острый слух не услышал, как осколок стукнулся о дно.
Едва он развернулся, чтобы уйти, воздух вокруг него содрогнулся раз, другой. Громкий рокот прокатился по проходу.
Беседующий тоже хорошо его услышал, и потребовал объяснить, что происходит. Гитантас сказал ему, что подул ветер. Туман начал втягиваться в отверстие. Тяга была сильной. Она ворошила длинные волосы Гитантаса и высасывала влагу из его одежды. Едва весь туман исчез, ветер стих.
«Я вижу в отверстии свет!» — воскликнул Гитантас. Глубоко внутри было бледно-белое свечение. Оно показало ему гладко отполированные и лишенные украшений стены шахты.
Когда прошла минута без других происшествий, Гитантас развернулся и двинулся обратно к перекрестку.
Он понятия не имел, что могло находиться в этой глубокой дыре, но пока шел, у него в голове возник еще более тягостный вопрос. Напор воздуха наводил на мысль, что туннели были где-то не запечатаны. Когда это произошло прошлый раз, он услышал голос Беседующего. Кто знал, что скрывалось в туннелях?
11
Обласканные мягким светом десятка тысяч звезд, каменные свитки размякли, один за другим раскрываясь, словно экзотические цветы. Никогда прежде Фаваронас не раскладывал их все сразу. Вышколенный библиотекарь никогда не открывал книги, которые знал, что у него не будет времени прочесть, потому что даже самый тонкий пергамент неизбежно трескается при использовании. Эти свитки были еще тоньше других, несмотря на свое каменное обличье. У него не было возможности узнать, сколько раз эти камни могли размягчаться, открываться, и снова твердеть. Злоупотребление могло их уничтожить. Но Фитеруса не волновали такие тонкости. Он приказал поместить все цилиндры туда, где свет звезд мог совершить над ними свое волшебство.
Им оказалось не по силам за день подняться к Лестнице. Они находились все еще в нескольких сотнях метров по прямой от своей цели, когда Фаваронас рухнул. Так как рука колдуна по-прежнему была соединена с рукой Фаваронаса, Фитерус упал вместе с ним. Измождение архивариуса не было уловкой; он не мог дальше сделать и шага, не отдохнув. Еда и вода поддержали бы его, но Фитерус ничего не предложил. Колдун разорвал их искусственную связь. Когда Фаваронас погрузился в сон, он был благодарен этому маленькому блаженству.
Проснувшись с наступлением ночи, Фаваронас обнаружил, что поведение колдуна сильно изменилось. Избавившись от Сахим-Хановского охотника за головами, уничтожив (как он полагал) эльфийского всадника на грифоне и добравшись до Лестницы Дальнего Видения, Фитерус стал более расслабленным, даже где-то открытым. Когда он попросил Фаваронаса почитать свитки, его голос звучал намного менее надменно, чем обычно. Фаваронас набрался мужества спросить, со всем почтением, почему Фитерус не прочтет их сам.
«Их смысл сокрыт от моих глаз очень старой и мощной защитой».
Отложив эту частичку знания, Фаваронас опустился на колени для изучения свитков. Фитерус запретил разводить огонь — ни к чему привлекать потенциально недружественное внимание — но наложил на Фаваронаса подсвечивающее заклинание, чтобы в воздухе стало достаточно светло для чтения.
Как и опасался архивариус, случайным образом подобранные цилиндры относились к разным хроникам. Ни один из них не являлся продолжением другого. В дополнение к тому, что он уже анализировал, во втором содержались записи о попытках коренных обитателей противостоять заточившим их силам. Он носил загадочное название «Десять Тысяч и Один», и чрезвычайно заинтересовал Фитеруса.
Свиток начался с середины. Обитатели долины пользовались многими методами, чтобы ловить и уничтожать патрулировавшие долину огоньки. Эти огоньки по-разному упоминались, как «ночные смотрители», «сторожа» и «бодрствующие». Множество их было поймано в сети и прочие ловушки, но это ни на что не влияло. Сколько бы не ловили блуждающих огоньков, в следующую ночь их видели не меньше. Двое жителей долины, Стабо и Мексас, были вовлечены в долгий спор о природе своих тюремщиков. Стабо утверждал, что каждую ночь создавались новые огоньки, так что пленение их было бессмысленным. Мексас считал, что их количество было фиксированным, просто не все являлись одновременно. Если поймать достаточное их число, то всего их станет меньше.