Судьбе вопрек
Шрифт:
Морг национальной больницы девятого дистрикта.
Таххир мертв.
— Как? — голос меня не слушался, дрожал и выдал жалкое подобие звука.
— Все, что знаю — сочетанная травма тела, полученная при падении с высоты. Судя по отчетам, он упал с балкона.
В груди остро кольнуло. Я села, растирая ее ладошкой. Села прямо на приготовленный для выхода на сцену костюм, но сейчас было плевать.
— Дать успокоительное? Я взяла, на всякий случай.
— Мне нельзя…
— Наверное, следовало подождать до конца постановки?
— Нет, конечно… мне… дай мне минуточку.
Пусть мы с Таххиром расстались, пусть он меня предал, но у нас было четыре совместно прожитых года. У нас были вечера перед телепатовизором и прогулки на навэ, встречи в парке под луной и походы на выставки, где он зевал, не прикрывая рта, а я ругалась, что это неприлично. Сейчас я была готова локти кусать за то, что не почувствовала беды. За то, что оттолкнула его, когда он во мне нуждался. Что не приехала к нему, как он просил, и не дала приехать ко мне. Ну что мне стоило выделить ему эти злосчастные пять минут, которые могли спасти ему жизнь? Неужели в его смерти виновата я?
Должно быть, вопрос отразился на моем лице или я задала его вслух, потому что Лоби тут же строго заявила:
— Так, Аллевойская. Ты только дурь эту из головы выброси! Таххир был взрослым мужчиной. Если он спрыгнул сам, то понимал, что делал, и ты тут вовсе ни при чем. Если ему помогли, значит за дело. Значит, не с теми людьми связался!
Лоби умела быть циничной. Научишься тут, когда каждый день подписываешь истории бывших пациентов, направляя их на сорок девятый этаж. Вчера они заходили к тебе, чтобы вместе выпить чаю, а завтра их на каталке везут кремировать. Помню, сначала Лоби плакала, потом грустила, а теперь лишь пожимает плечами, повторяя фразу: «такова жизнь. Одни рождаются — другие умирают». Наверное, она права в своем цинизме. Но я такому не научилась. И, надеюсь, не научусь.
— Он звонил мне перед смертью. Встретиться хотел. Говорил, что ему опасность грозит, а я не поверила…
— Значит ввязался в какую-то авантюру. Будто ты его не знаешь! Здесь нет твоей вины.
— Все равно мне не по себе.
— Такова жизнь.
— Одни рождаются, другие умирают. Знаю, но, енот меня раздери, не легче, вот правда.
— По поводу девушки. Ее кремировали вчера. Сестра у нее не появлялась уже давно, судя по отчетам.
Ничего себе пиончики на соседском балкончике!
Нет, это даже не пиончики. Это полный телепатец! Вот оно — западло. Выходит, Гэлла мне соврала! Да не просто соврала, а килограммами лапшу на уши навешала! А играла-то как — загляденье! Я сама чуть не разрыдалась, проникнувшись к ней сочувствием.
От стука в двери мы с Лоби вздрогнули вместе.
— Кто?
— Фета, к вам фетрой Хартман, — гавкнул питбуль. Он же фет Шкаф. Он же Дорский. Спец агент и пугатель детей Дорский.
— Я пойду, — Лоби поцеловала меня в обе щеки и обняла. — Ты не виновата. Не виновата, поняла меня?
— Поняла, но все равно скорблю. Он хоть и был придурком, но все равно… своим, родным придурком. Безобидным.
— Все будет хорошо, мы это переживем!
Я слабо улыбнулась, хотя улыбаться совсем не хотелось. Смерть Таххира, обман костюмерши. Что дальше? Еще не хватало Зейды в собственном яду на пороге моей…
— Да вы издеваетесь?! — воскликнула, заметив вышеупомянутую, чтобы ей икалось и пускалось газы в самый неподходящий момент!
— Нам нужно поговорить, — елейным голоском пропела гадюка, от чего у меня брови взмыли вверх.
Нам нужно засунуть пуант тебе в глотку и отправить куда подальше! Желательно вниз с Льдистого утеса. Вот уж чей некролог я бы почитала с особым удовольствием, так этой гюрзы!
Следом за гадиной в белом вошел Харви, сгреб меня в охапку и вот прямо так, без слов, поцеловал, ничуть не стесняясь присутствия своей фиктивной невесты, которая от подобного проявления чувств скривила губы. Я отстранилась, накрыв кончиками пальцев рот своего любимого и нахмурилась:
— Это как понимать? — стрельнула глазами в сторону стеснительно мнущейся на пороге фетессы. Ага. Кого другого дурить будешь, хищница поганая.
— Зейда здесь, чтобы извиниться за то, что слишком вжилась в роль.
Она пожала плечами и улыбнулась так сладко, что резко захотелось соленого. Или попить.
— Я думала, что ты одна из тех, кто достает Харви, — она пожала плечами. — Портит ему жизнь. Ну, ты же понимаешь, он фетрой, а ты пустышка. А пустышки часто рвутся наверх и готовы пойти по головам…
— Зейда, — жестко отрезал Харви.
— Прости. Снова я за свое. Ты дашь нам, девочкам, побеседовать наедине? Мне не по себе извиняться в твоем присутствии. Обещаю, буду вести себя хорошо!
Харви улыбнулся, а я резко помотала головой, сверля его испуганным взглядом. Не хочу я с ней наедине! Задушит ведь голыми руками! Ядом заплюет! Не станет она извиняться, селезенкой и щитовидкой чувствую! И другими органами тоже!
— Перестань. Зейда нам не враг, — он поцеловал мои ладони и прошептал, так, чтобы слышала только я. — Жду не дождусь сегодняшнего ужина.
Улыбнулась и закусила губу, забыв о присутствии пятого колеса в воларе. Нафиг никому не нужно, а все равно зачем-то возят с собой.
— Я тоже…
— Не разочаруй меня. Это твой последний шанс показать, на чьей ты стороне.
Она кивнула с таким лицом, что даже я невольно поверила, что сейчас бросится мне в колени, начнет мои пуанты целовать и заверять, что была не права. Ага. Скорее я телепатнусь или енот научится летать, чем эта змеюка подколодная извиняться станет.
Только двери за Харви закрылись, как раздался холодный и полный ненависти голос:
— Если Харви спросит, ответишь, что я просила у тебя прощения, и ты простила. Приказ великородной.