Судьбы, как есть
Шрифт:
Все больше и больше Артем понимал, что его вера в Бога не способствовала гибели его детей. Мы все привыкли просить и надеяться на Всевышнего, а он-то один на всех, может быть, и не смог тогда достучаться до него Артем. Ведь с осени 2008 года душа его маялась, и он понимал, что так не должно быть, почему он искал причину в себе, почему не подумал, как защитить близких, именно своих любимых и самых родных, почему не вник в их проблемы и нужды? Думая сейчас об этом, Артем поймал себя на мысли, что ничего ему непонятно на сегодня ни с верой, ни с Богом, ни со своими чувствами. А чувства его стали, ой, какие-то не те, порой и самому становится страшно подумать: пропала жалость и сострадание к разного рода трагедиям и горю других людей. Нет, не совсем пропала, а нет такого, как бывало раньше. Артем переживал за чьи-то неурядицы и трудности, не говоря о потере близких. Теперь ему было не все равно,
Снова Артема донимал один и тот же вопрос: «Почему увеличивается число преступлений и жестокость не умирает, а наоборот процветает?» Ответ один: как только люди в стране поймут, что воровать это — самый страшный грех, как и убивать, что посягательство на чужое имущество и жизнь будет караться жестоко и без всяких скидок на обстоятельства, то лет через пять Россия будет самой процветающей и богатой страной в мире. А для этого надо ужесточить меру наказания. А кого и за что наказали, должны знать все через средства массовой информации. Об этих законах надо говорить еще в детском саду, в школах, институтах. Вор должен приравниваться к изменникам Родине. Коррупция, взяточничество — все это воровство. А что сегодня толку говорить, коль так и продолжаем мы слушать песни про воров и уркаганов. Фильмы о жизни бандитов, рэкетиров, о том, какие они себе коттеджи понастроили, и порой этот главный бандит, герой фильма, становится из серии к серии любимым и чуть ли не справедливым борцом с ментами, с угрозыском и вообще со всеми, кто мешает хорошо жить простому человеку. Распишут в сценарии фильма, как государство довело человека до такой бандитской жизни. Оно-то, может быть, кого-то и довело, но есть десять Божьих заповедей, и их испокон веков никто не отменял для любого человека любого вероисповедания.
Артем, несмотря на все свое положение, все-таки верил в то, что в конце концов к власти придут люди, которые, не испытав всех горьких жизненных неурядиц, будут иметь чувство сострадания, понимания жизни обыкновенного человека. Что главные задачи Государственной Думы и правительства — обеспечить защищенность людей от воров, убийц и другой нечести. Эти люди должны обладать повышенным чувством интуиции и воображением. Это должна быть команда очень высоко подготовленных людей, которые понимали бы одно, что если они на своих постах не смогут навести должного порядка, то никаких в дальнейшем льгот они получать не будут. Ни о какой неприкосновенности не должно быть и речи. Пусть также на депутата наедет ГИБДД, пусть проедет без мигалки через московские пробки, взлетит на плохо подготовленном или старой марки вертолете, поедет в отпуск в купейном вагоне, где его обворует сосед, а как только поставит новенькую иномарку под окнами дома, то к утру ее уже не увидит. Конечно, любая руководящая должность имеет испокон веков свои преимущества перед подчиненными. Это и оклад больше, и возможности больше творить беззаконие через плохие законы. А эти законы депутаты и подгоняют под себя. А вдруг на меня наедут — убрать пункт с конфискацией имущества. Сын-наркоман вдруг чужой «Мерседес» угонит, девушку изнасилует или стукнет кого-нибудь или, хуже того, убьет, а законы сделай жесткими — все, не отмазать сыночка.
Те, кто вершит судьбы людей, должны быть обеспечены жильем нормальным, зарплатой соответствующей и никаких льгот. Льготы должны быть, как у всех граждан страны: ветеранов, инвалидов, пенсионеров, героев, работающих в специальных районах и на тяжелых профессиях, на подводных лодках, у летчиков, космонавтов и т. д.
— Да, а кто же тогда пойдет в депутаты, — вдруг задумался над этим вопросом Шмелев. — Найдутся те, кто воспитан в нормальной семье, с нормальными человеческими понятиями, где всегда с малолетства вдалбливали, что чужого брать нельзя, убить человека — страшный грех и жестокий суд с лишениями свободы или жизни. Всех, кто прошел войну, «горячие точки», государство должно реабилитировать не на словах и отмазкой, а по-настоящему, с этими людьми, которые вынуждены были убивать, необходимо проводить огромную и комплексную работу, особенно психологическую с применением иглоукалывания и неврологической и психологической терапии.
Артем вспомнил, что на эту тему они с друзьями рассуждали еще в 1996 году, когда бандиты чуть-чуть не убили Витю Зеленина. Рассуждали три боевых офицера, когда в 2000 году летали на Сахалин. Да что говорить, еще, когда был жив отец Артема, они долгими вечерами, еще в те далекие восьмидесятые годы говорили об этом. Неужели те, кто руководит страной, не могут этого никак понять? Неужели они так не говорят? Говорят, но делают другое.
Артем даже устал от таких мыслей. Что толку размышлять. Правда, у него созрел план: после проведения расследования и суда он обязательно напишет письмо в Госдуму и общественную палату, где грамотно изложит причины такого затянувшегося расследования, даст свои предложения по изменению структуры и работы следователей и оперативников, и вообще судопроизводства. Скажет, как навести порядок с гастарбайтерами.
— Ну, хорошо, дам я все это на рассмотрение «великих умов», но ведь ничего не изменится. Пока на них самих кто-то не наедет, не заставит мучиться и страдать.
Артем обреченно опустил голову, закрыл глаза, перед которыми из темноты выплыла прямая кладбищенская дорога к участку № 12, где лежат в гробах его любимые детки. За год гробы еще не сгнили, и поэтому уровень земли в цветнике за лето так и не убавился. Земля к тому же была из глины да песка. Дорога, которая теперь в его жизни будет всегда перед глазами.
Этот памятник, на котором рязанский художник очень точно передал и черты, и выражение детей и внучки Лизочки, тоже часто стоял перед его глазами. Какие они все красивые! Артем часто при посещении могилы ловил себя на мысли, что ему становилось совсем нехорошо, когда он начинал представлять, как умирала в этом аду внучка, которая смогла отойти от удушения и выползти из спальни в гостиную и в дыму и удушливой гари пытаться пробиться к выходу. Бедная девочка. Она святая, чистая и безгрешная, могла бы остаться в живых, если бы у этих душегубов было хотя бы чуть-чуть жалости к ребенку. Кто воспитывал таких ублюдков, кто говорил им, что воровать нельзя, убивать нельзя, насиловать нельзя? Как бы он хотел посмотреть в глаза матерям и родственникам убийц. Как же хочется Артему, открыв сейф с оружием, достать карабин, нацелить оптику и начать отстреливать убийц. Мормурадова можно было убрать, когда его привезли на следственный эксперимент на Тверскую. Гарисова убрать в Узбекистане, подельников здесь, в Москве. «Вот суки, пристроились, ублюдки, прописались в Столице, чтобы заниматься грабежами, кражами, аферами и они сегодня еще на свободе», — снова злился и ругался Шмелев.
Стариков тянет, ой, как он тянет с обысками, чует Артем, что не всё награбленное сбыли эти твари. Они обурели и ничего не боятся. Найдут опера и следователь, обязательно что-то найдут.
Артем открыл глаза и сказал:
— Я не бандит и не убийца. Я сделаю все так, чтобы их судили судом по законам, как положено, а жизнь их дальнейшая будет зависеть от Аллаха, так как они веруют в него. Думаю, он там с ними разберется по справедливости. Нет, я не убийца!
Артем еще раз этим успокаивал себя в страшной решимости мстить. Он понимал, что месть к хорошему не приведет, мало того, что одна месть рождает другую, а главное то, что не будет он брать на свою душу грех. Вчера в разговоре с одним своим старым знакомым, майором милиции в отставке, который двенадцать с лишним лет проработал в уголовном розыске, который, услышав утром, что все эти фигуранты по делу до сих пор живы, очень завозмущался:
— Ты понимаешь, старик, — говорил Стыков Юра, — не должны, такие нелюди жить на нашей земле. И пойми, никто из наших, за них, не будет рогом шевелить, и так будет ясно, за что их убрали.
— Будет ясно кто? — спросил Шмелев.
— Но не ты же сам их будешь решать.
— А скажем, кто без моей команды сам пойдет на мокруху?
— Хорошо поработать, то найдутся.
— За бабки, конечно, найдутся. Но ты как это себе представляешь? Это только в кино все так просто, а в жизни сложно. Лишить жизни человека не на войне — это преступление.
— Значит, твоих детей они убивали — это не преступление?
— Надо еще доказать точную вину. Понимаешь?
— Ты же сам мне говоришь, что Мормурадов убивал, насиловал, Гарисов ему помогал.
— Да он не только помогал, но и убивал. Я его видел на видео, это очень хитрый человек. Он и мать свою обманывает, не жалеет больного человека. Она его отправляет в Москву, надеется, что он не виновен.
— Да какой он человек, Артем? — Юра Стыков зло глянул на Артема. — Ты, Викторович, боевой офицер, а разглагольствуешь, как «ботаник».