Судьбы, как есть
Шрифт:
Для Артема любые телодвижения по расследованию — это шаг к цели, он понимал, что действительно активной работы от французов не будет, родители Тьерри и сестра находятся в изоляции от дела. Кроме того, они уже разуверились в том, что поймают всех фигурантов дела, они перестали даже интересоваться о подвижках и ходе расследования, потому что больше года они слышали одно и то же: «Работа ведется. Подозреваемых двое. Сидит один».
Однако, несмотря на дальность от Москвы до Парижа, у Шмелева была редкая, но устойчивая связь с родителями Тьерри. Связующим звеном был друг Тьерри, Луи. Луи работал в одной из французских компаний в Москве. Он часто мотался туда и обратно, много ездил по работе в Россию. Хорошо говорил по-русски. Гибель друга и его семьи, у которых не раз он бывал дома, знал их проблемы и радости, расстроила не только нервную систему Луи, но и заставила задуматься о дальнейшей работе
Луи знал, что полный позор суеты в расследовании так бы и висел, как непотушенная свеча в ночи над горем этих людей, если бы Шмелев своей пробивной натурой и честью не своротил эту машину, которая включалась для нормальной работы в правильном режиме только по команде сверху, а так она работала в половину своей мощности или стояла совсем, а должна работать, как вечный двигатель, как турбина самолета, от которой зависят жизни сотен людей на высоте десяти тысячи метров от земли.
— Машина правосудия, розыска и справедливости до того привыкла к сбоям, что стала умудряться эти сбои делать тогда, когда это надо ей. К примеру, захотел кто-то наверху в октябре месяце прекратить дальнейшее расследование, и застопорили машину, подредактировали бумаги, доложили и не стали напрягаться, шестеренки отдыхают. Только от такой работы человеческие судьбы, как и те, в самолете, падают вниз, у кого сердце не выдерживает, у кого нервы вразнос идут. Человек — он ведь думающее существо, и когда у него отнимают дорогое, родное его, кровное, то он мучается и ищет утешения, ищет причины и тех, кто это сделал, — пытался, очень взволнованно и горячо рассуждать Луи, который вот уже более десяти лет живет среди русских систем. — Если бы люди руководствовались только звериным инстинктом, то, как звери, находили компромиссы через силу, драки и месть. И когда разумное существо — хомосапиенс — знает о том, кто должен заниматься в их обществе («стае») возмездием за нарушение законов этого общества, то ждет от них результатов, а если их нет, эти люди начинают подключать себя сами. Вот так и мы включились за других.
— Наше кино, телевидение очень упорно показывает, как могут одиночки — «робингуды» справляться с бандитами, убийцами, как круто они вершат правосудие. Но месть порождает новые трупы и горе. Страдают французские родственники, страдает моя семья, сочувствуют все, кто узнает об этом убийстве. Не очень сочувствуют те, кто занимается правосудием, они очерствели, огрубели, а некоторые просто оборзели на своих должностях, — вспоминал свои слова, сказанные в беседе с Луи, Артем Шмелев.
Французы проводили Артема до ступенек лестницы, ведущей на первый этаж здания, широко улыбаясь, распрощались. И все! Артем, когда вышел за ворота посольства Франции, то решил съездить на квартиру Ольги, пока находится в центре, и посмотреть, что накопилось в почтовом ящике.
В гостиной, где по показаниям убийц проходило это мучительное издевательство над его дочкой и внучкой, он достал, как всегда, фотографии детей в двух рамках, поставил на стеклянный стол, зажег свечу и долго сидел, глядя то на Ольгу и Тьерри, то на Лизочку, и вспоминал, как Лиза выплясывала под его пение, как они отмечали новый 2008 год и еще многое другое, светлое и теплое.
Потом Артем закрыл глаза и представил вновь, как Мормурадов приставил нож к горлу Ольги, как вязал ей руки и запихивал кляп в рот, как заносили на одеяле убитого и окровавленного Тьерри, как они вместе с Гарисовым шарили по квартире в поисках денег и золота, два безжалостных ублюдка, не человека, а каких-то зверей представил себе Артем. Вот они, эти звери, вольготно ходят по гостиной, заходят в комнаты, пьют вино, коньяк, насилуют по очереди умирающую и напуганную женщину, обещая ей, что не убьют ее и ее ребенка. Только смерть убийц, хоть как то сможет снизить страдания. Только смерть за смерть!
— Бедная моя девочка, — простонал Шмелев.
Слезы сами покатились из его глаз. Он их не трогал, ему было все равно, что у него на лице слезы ли, сопли ли, паутина или еще что-то. Он не ругал себя за то, что снова погрузился в эти горькие представления и воспоминания. Он, так или иначе, соприкасался с детьми. Он страдал вместе с ними, но знал, что это не поможет вернуть все назад. Мертвые не воскресают в реальной жизни. Мертвые уходят навсегда. С ними можно говорить только со стороны живых. Артем встал, подошел к окну и стал смотреть на скверик, где когда-то гулял с Лизой. Он вдруг подумал о Людмиле, которая после пожара, перебирая тут каждую уцелевшую тряпку, плакала и через них соприкасалась то с Олей, то с Лизой, то с Тьерри. После каждой работы в квартире Людмила старела, ее взгляд тускнел, ее речь была вялой и, придя домой в свою квартиру, она уходила в свою комнату и засыпала порой с включенным телевизором или ходила всю ночь на кухню, там курила и тихо плакала. Сколько же надо иметь сил? Сколько же надо мучиться, чтобы жить с такой болью в сердце, душе и мыслях? И они жили! Уже прошло больше года.
Артем как отец и дедушка все-таки не был им так близок, как Людмила. Ольга могла говорить с матерью часами, Лиза маленькая всегда лезла в первую очередь к бабушке, а как стала говорить, то с бабулей только и откровенничала. Как же было приятно смотреть на них, когда они готовили вместе обед, как Лиза помогала взбивать гоголь-моголь, раскатывать тесто для пельменей, при этом напевая французскую песенку, которую они разучили с папой Ти, так сокращенно она называла Тьерри.
Больше этого не повторится никогда.
Артем приготовил кофе и снова сидел и вспоминал, как он приходил на часок к ним, как Тьерри готовил ему кофе и бутерброды.
В целом, день 9 июля не удался, а окончился он совсем не так, как бы хотелось. Необычным было только посещение посольства Франции.
Офис.
После квартиры на Тверской Артем поехал в офис, в котором пробыл до 19 часов 30 минут, они давно не виделись с гендиректором, поэтому долго говорили на разные темы, а когда заговорили о работе, то Артем сказал, что пока не добьется своего, то работать так, как работал раньше, не сможет.
Гендиректор, которую Артем очень уважал и как руководителя и как женщину, а знакомы они были еще с 1995 года, сказала:
— Артем Викторович! Я ведь так просто поинтересовалась на перспективу, а так я знаю Вас, вы не сможете жить спокойно, пока убийцы не будут в тюрьме. Я знала вашу дочь, ее семью, я говорила с ней о Вас и знаю, как она нежно и с любовью говорила о своем отце. Вы потеряли святое, часть самого себя, и если мне так тяжело, когда я об этом думаю, то, что творится в ваших душах. Я рада, что вы нашли возможность навестить нас. Значит, есть надежда, что мы когда-то будем вновь работать вместе. Дай Бог Вам здоровья и силы, чтобы довести дело до конца. Наверное, Оленька будет вам помогать, а я уверена, что только вы сможете хоть чуть-чуть, да успокоить разорванные души родителей Тьерри, ваших девочек и Людмилы Александровны. Без Вас у нас очень ощутимый спад, но мы выстоим и дождемся, когда вы скажете: «Суд закончился, все преступники получили по заслугам». — Я верю, что вы найдете силы и здоровье подняться. Конечно, то, что произошло, ни в какие рамки не вставишь, это просто страшное горе для родителей, ужасней и не придумать, крепитесь. Удачи и победы. Да поможет вам Бог! Да помогут вам с небес ваши детки, которые видят ваши труды. Берегите все-таки себя. Мы Вас ждем, — закончила Лия Амирановна, вытирая набежавшую слезу.
Артем покинул стены и проходную РХТУ имени Менделеева, немного взбодрившись от теплых слов директора и сотрудников офиса, кто попался ему на пути.
Подойдя к метро «Менделеевская», он посмотрел на противоположную сторону улицы Новослободской и, увидев там вывеску «Подарки», вспомнил, что надо зайти, а то скоро на Сахалин лететь, а подарков никаких и не заготовлено.
Побродил у витрин магазина, потом поднялся на второй этаж в спортивный отдел, походил среди тренажеров и спортивной формы, порассматривал кимоно дзюдоистов, ничего не купив, Артем заторопился на выход. Было уже около 21 часа.
В метро были свободные места в вагоне, и Артем, усталый, плюхнулся на мягкое сиденье, открыл свой дневник и начал писать план дел подготовки к отъезду на Сахалин. Только теперь он почувствовал некую разрядку, он, может, как-то сможет отвлечься там, на родной земле. Он обязательно придет на могилки своих родителей с Юлей и поведает им о том, что ушла в мир иной их любимая внученька Оля и правнучка Лизочка, которую они так и не увидели. Он обязательно поведет Юлю к «трем братьям», они будут ловить рыбу, он покажет ей дом, в котором жили его родители, где жил он и год жила когда-то очень давно маленькая девочка, которой было чуть больше двух лет отроду, Юлечка, а через семь лет, также год, жила у них и Оленька.