Судьбы, как есть
Шрифт:
Сложно определить, с какой же скоростью ехал на некоторых участках Сергей, но прибыл он быстро, так как его дом находился всего километрах в пяти, и, убедившись, что его не ведут, забрал генерала к себе домой. Следом за ними к своему заранее приготовленному месту укатил и «Рафик».
Прошел час, и Марков снова поднес ватку, смоченную нашатырным спиртом, к носу кавказца. Наблюдатель, человек явно с Кавказа, стал мотать головой и приходить в сознание. А после следующего подноса ватки он начал сильно мотать головой и ругаться на своем родном языке вперемежку с некоторыми матерными русскими словами.
— Ты кто по национальности? — спросил у него Марков.
— А ты кто такой, чтобы мне
Марков помог кавказцу сесть и сразу начал отвечать на его встречный вопрос.
— Я такой же убийца, как и ты, но только дорожки у нас разные, и если ты не будешь вести себя достойно и правильно в этой ситуации, то я в тебя стрелять не буду, чтобы машину кровью не уделать. Я просто зажму твою голову, сломаю тебе шею и по дороге выброшу тебя в мусорный ящик. Ты понял меня?
— Понял! — сразу ответил кавказец. — И что вы от меня хотите?
— Во-первых, ответь на первый мой вопрос, а потом я задам тебе второй и третий.
— Я чистый ингуш!
— И как же тебя называть? Так же, как в водительских правах?
— Мусой! Фамилия, тоже родная, я ее, не смотря ни на что, никогда не меняю, — с гордостью, сказал кавказец и начал проверять прочность наручников, заметно ерзая руками.
— Смелый ты, хлопец, как я погляжу, но я могу отвести тебя в квартиру, которую ты пас, чтобы ты посмотрел на своих заваленных дружков. Вы обнаглели. Так нагло вваливаться в квартиру боевого генерала, афганца, офицера Генерального штаба, который и сейчас из Чечни, не по своей воле, не вылазит, это полный нагляк. Да что ты в этом понимаешь? Мразь, беспредельщики, решили с нами потягаться? Не выйдет. Ну, что, пойдешь смотреть на своих братанов?
— Чё я пойду? Я их не знаю, у каждого своя работа, — сказал Муса.
— Зато я знаю, что послал их Давид, а тебя для подмоги рекомендовал Князь, который тебя в случае обнаружения завтра уберет своим киллером, но, видимо, тебе повезло, ты не успеешь умереть от руки киллера, от рук и приказов своих гребанных шефов, а умрешь в этой машине. Правда, пока еще имея шанс на жизнь. Говори, куда ты должен был ехать после убийства генерала?
— А никуда! — возмущенно произнес Муса.
— Хочешь, я дам тебе возможность съездить туда, куда ты хотел, но ты лично убьешь Петелина и Укола, а потом мы тебе дадим свободу?
Это был своего рода трюк на проверку интуиции и догадки Маркова. И они сработали точно.
— Но коль вы знаете, куда я еду, то на кой хрен спрашиваете. Кончай гнать пургу, а то я обижусь, — сказал Муса.
— Пожалуйста, обижайся. У тебя, Муса, всего два выбора: или ты наказываешь тех, кто убил нашего боевого товарища майора Гарина и тяжело ранил полковника запаса, на котором своих ран войны хватает, и мы тебя не видели, или ты подписываешь себе другой приказ — смертный. Как там у вас, Аллах — Акбар!
— Да, я их привозил туда, куда должен ехать к четырем часам, а задача у меня сегодня очень схожая, как ни странно, с вашими условиями. Может быть, мы и сыграем вничью? Я доложу Давиду, что клиенты приказали готовить договора, а кстати, где мой дорогой сотовый?
— Не переживай, — сказал Ворсенко, — он у нас.
— Я, конечно, этих мудаков уберу, но тут же схлопочу пулю от вас. А если отпустите, и я вернусь в контору, к Давиду, и как только он узнает, что я имел дело с афганцами, то схлопочу сразу от него. Давид не любит сложности и даже намеков на них.
— Мы не убьем, нам надо только по справедливости разобраться. Кончить не проблема, а вот шума и не хотелось бы. Ваши бригадиры и князья нам пока по барабану, — тут уже лукавил Марков, — Муса, думай скорей.
— Не гони коней, ветеран, я сам под Гератом в разведке мотался два года, а теперь я кто?
— Муса, так это же совсем другое дело, правда, теперь у нас проблема возникает.
У разведчика в руках будет оружие, и не повернешь ли ты его против нас? Давай по-братски, Муса, убираешь клиентов и испаряешься. Что тебя держит в Москве?
— А что я найду в Ингушетии или Чечне?
— Правда, непонятно, как ты решился убрать боевого генерала? — спросил Григорий.
— А я его и не шел мокрить, я только наблюдал и прикрывал с улицы. Этот шакал уговорил меня помочь, запутался я, пацаны, и, может быть, это шанс из этого болота вылезти. А вдруг с такими темпами вы и до крыши доберетесь. Поехали! Я согласен.
— Это другое дело, Муса, а козлов, то есть «крышу», ты мыслишь правильно, мы и завалим, и развалим ко всем хренам. Война только началась, и ты знаешь: если мы плюнули на себя и семьи, то всем бригадирам и князьям пипец полный придет. Нас уже много, — Марков крепко вошел в роль воина-интернационалиста и спросил: — Куда поедем?
— На Ногинск. С горьковской трассы свернем на Ельню, а там я покажу деревню и дом, — в голосе Мусы появилось что-то другое, не бравадное кавказское, а боевой настрой на правое дело.
Ворсенко завел движок «Мерседеса» и, плавно вырулив на дорогу, повел машину на восток, на трассу «Москва-Нижний Новгород».
Деревня. Петелин и Укол.
В это время Петелин лежал на скрипучей кровати с открытыми глазами и сквозь доносящийся храп нажравшегося водяры Ефима обдумывал, как он уберет Укола, а потом старика. Потом он дождется прибытия машины с продуктами и уберет чеченца Мусу, потом на его машине через Обухово, через Старую Купавну приедет к Косому, где заберет свою «девятку» и, имея на нее документы, будет прорываться на восток. Другого выхода и пути остаться в живых, это он понял вчера, у него нет. Нож, который он припрятал под подушкой, подвернулся ему в примыкающем к дому сарае, через который они ходили в туалет.
Убивать своего подельника Петелину было все-таки жалко, но, несмотря на то, что это подло, у Петелина осталось от прошлой жизни чувство воина за порядок и справедливость, служа в дивизии Дзержинского и в Чечне, он считал Укола все равно бандитом и убийцей невинных людей. Оправдывая этим свои задуманные действия он, также, не считал себя убийцей, так как в основном исполнял роль водителя и был на подхвате в их, уже развалившейся, четверке по угону автомобилей.
Сафар Умаров изредка постанывал и сопел во сне. Еще вечером было видно за ужином и после, как он что-то обдумывает, и вот эта его задумчивость насторожила и подтолкнула Петелина к активным действиям. Он нащупал рукоятку ножа и очень осторожно начал вставать со своей скрипучей кровати, которая, к его удаче даже не скрипнула, на удивление. Он шел к печке, у которой на широкой скамье спал Укол. Лучи лунного света, пробивающиеся через небольшое окно в комнате, давали возможность ориентироваться в помещении и видеть лежащий силуэт Укола. Подойдя вплотную к спящему Сафару, ближе к его голове, Петелин с силой нанес удар ножом в предполагаемую область груди своей жертвы. Ударив, он сразу стал искать левой рукой на дергавшейся голове рот. Укол не успел ни крикнуть, ни застонать, он только захрапел и, дернувшись несколько раз, затих, а потом и обмяк. Видимо, Петелин попал ему прямо в сердце и, вынимая нож, почувствовав теплую и липкую жидкость, развернулся и пошел в комнату, где продолжал храпеть Ефим. В комнатке окон не было, и он шел прямо на храп, в который и вонзил, с каким-то остервенением уже окровавленный другой жертвой нож.