Судьбы местного значения

Стрелков Владислав Валентинович

Лукин сместился вправо, наклонился к уху Абадиева и кое-что тихо прошептал, чтобы только боец слышал. В ответ на лице Умара отразилось — обижаешь, командир, так в джигите сомневаться!

— Внимание! — перебил Степаненко. — Подъезжаем.

Расположение пехотных батальонов началось ближе, чем через километр. Если бы кто-то из немцев смотрел в сторону тыла, то мог заметить, как вырезали пост фельджандармерии, но пронесло. В роще меж деревьев стояли палатки, ходили, лежали, солдаты. Много солдат. Располагались они в основном по правой стороне. Слева начиналась низина, и судя по мховым кочкам — болото. На карте тоже оно было отражено. Заметили лишь посты охранения. Зато справа — куда

не плюнь, в солдата попадешь. Полураздетые, курят, веселятся. Ганомаг едет медленно и звук мотора ничего не глушит. Слышен смех. Губная гармошка играет. И вдруг эта толпа солдат, что полулежа отдыхала почти у обочины, дружно заорала:

— Труля-труля, труляля, если будешь дураком. Утру слезы наждаком!

На поваленном бревне сидел немец и наяривал на губной гармошке, а рядом другой горланил куплеты. Солдаты видели проезжающий мимо бронетранспортер с пулеметчиком и офицером. Но им на присутствие обер-лейтенанта было по-видимому наплевать. Певец с вызовом смотрел на проезжающий ганомаг и пел:

— Эй, смотри, какой суровый,

Чистый-бритый, в форме новой,

К нам приехал солдафон

Пахнет — прям одеколон!

Полураздетые солдаты весело скалились, глядя на офицера, курили, сплевывая в сторону дороги. Некоторые приплясывали. Вдруг один сорвался с места и побежал в кусты. Певец тут же отреагировал:

— Дисциплина, гигиена,

Все как надо, несомненно!

Что ж камрад-то прихворал?

Да понос его пробрал!

Часть солдат заржала, часть весело загорланила припев:

— Труля-труля, труляля, если будешь дураком, утру слезы наждаком!

Солдат бесстыдно «угнездился» не в самих кустах, а на самом виду спиной к дороге. Бойцы невольно поморщились, но больше никого это не смутило. Певец, же продолжал напевать:

— Ел он мало, что попало

Что бежало, что упало —

То не русский самолет,

То камрад струею бьет!

– Труля-труля, труляля, если будешь дураком, утру слезы наждаком! — звучал припев уже вслед.

— На частушки похоже, — сказал Степаненко. — О чем хоть пели?

Чичерин перевел только припев. Бойцы переглянулись.

— Наждаком утирать?

— Гранатами слезки получше утрутся.

— Кстати, — сказал Лукин. — Готовим гранаты. У нас их по три на нос. Скручиваем колпачки. И пусть под рукой будут. Проходить передок придется громко.

— Пройдем, чего уж! — весело сказал Тамарин. — Устроим немцам тарарам! Устроим кровавые слезки, йоп!

Березовая роща сменилась мелкой порослью, которая поредела, и ганомаг выкатился на обширную поляну. Впереди укрепления. По правую сторону дороги насыпи с брустверами из наполненных землей мешков, пулеметами и стрелковыми ячейками. По левой стороне на возвышенности окопы тоже мешками укреплены. Так же прикрыты мешками с землей позиции противотанкистов — две малых пушечки, 37-миллимитрового калибра. Где еще две, пока не ясно. Зато четыре пулемета на станке, прикрывали узкое дефиле и несколько ручных, позиции которых были видны.

Миновав позиции артиллеристов, проехали с десяток метров, и Лукин положил ладонь на голову водителя. Бронетранспортер остановился. Чичерин сделал вид, что осматривает в бинокль линию обороны противника, сам же украдкой примечал огневые точки немцев. Из-за

борта выглядывали бойцы. Лукин тоже осматривал позиции.

Картина выходила печальная — фактически все позиции построены на сосредоточении огня на дефиле. Триста метров грунтовки простреливались со всех сторон. Особенно в самой узости, где к дороге вплотную подступало болото. Если рвануть через нейтралку прямо сейчас, то четыре станковых и десяток ручных накидают полный бронетранспортер свинца в какие-то секунды. И это если противотанкистов не учитывать. Одного прямого попадания снаряда достаточно, а пушек четыре!

Бронетранспортер выдвинувшийся почти к передней линии обороны не мог не привлечь внимание командования. К ганомагу подбежал унтерофицер.

— Фельдфебель Штайер, господин обер-лейтенант, — представился немец. — Гауптман Корф ждет вас в своем блиндаже.

Чичерин оторвался от осмотра позиций и посмотрел на фельдфебеля.

— Обер-лейтенант Эрих Шумберг, командир зондеркоманды айнзатцгруппы «б», — представился он в ответ. — Передайте гауптману Корфу, что уполномочен действовать в зоне ответственности второго пехотного батальона. Осмотрю тут все и явлюсь.

Немец, козырнув, убежал, а Чичерин вернулся к наблюдению. Теперь он сконцентрировал внимание на позициях РККА. Никаких намеков на укрепления не обнаружил, лишь в одном месте было что-то похожее на стрелковую ячейку. Отдаленно. Но это ничего не значит. Если подойти к маскировке не спустя рукава, то ни пулемет, ни противотанковое орудие до первого выстрела не обнаружить, а окопавшегося бойца там более. Самое хреновое, что при рывке можно и от своих же огрести. Стрельнут на всякий случай — мало ли вражина чего задумал. И ведь попадут, мать его!..

— Что делать будем? — тихо спросил задумчивого Лукина.

— Гранатами по орудиям и станковым, — сказал капитан. — И газу. Больше ничего не остается.

— Ничего, товарищ капитан, прорвемся!

— Прорвемся! — пискнул мальчишка. Он крепко держал кинжал Абадиева.

— Джигит! — улыбнулся Умар. — Дэйствуй, командыр!

— Тогда приготовились!

— Эрих! — послышался крик. — Дружище! Неужели ты не хочешь повидаться со старым товарищем?!

К ганомагу подходили трое. Унтер-офицер, лейтенант и гауптман. Последний имел радостный вид. Никак настоящего обер-лейтенанта знает?

— Гранаты, — тихо сказал Лукин. И знаками показал бойцам кому куда кидать колотушки.

— Эрих! Ты ли это?!

Шумберг-Чичерин тянул до последнего. И когда троица подошла вплотную, развернулся, поднимая пистолет.

— Вы не Шумберг! — воскликнул гауптман и, увидев направленное оружие, округлил глаза. — Алярм!

— Гони! — рявкнул лейтенант и сделал три быстрых выстрела.

Офицеры повалились, во все стороны полетели колотушки, двигатель взревел и ганомаг рванул вперед. Гранаты рванули почти одновременно. Станковый пулемет справа подкинуло взрывом. Слева достало пулеметчиков, и не только. У орудий разметало расчеты. А у правой сдетонировали снаряды в ящиках. Взрывом корпус так подтолкнуло, что Голубев от неожиданности крутнул руль вправо. Ганомаг правым колесом сбил мешки с позиции выдвинутого вперед пулеметного расчета. Пулеметчик с вторым номером вместо того, чтобы прыснуть в стороны, побежали впереди. Бронетранспортер на мешках подбросило, но Голубев, подрулив, выровнял и дал газу, мгновенно догнав обоих немцев. Один в последний момент метнулся влево, лицо второго с диким ужасом мелькнуло перед взором и пропало под бронированным капотом. Сдавленный крик заглушил треск очередей. Из установленного на корме MG, лупил Тамарин. Со снятого с креплений курсового стрелял Степаненко. И все, кто мог держать оружие, стреляли по немецким позициям через борт.