Судьбы местного значения
Шрифт:
Миша вытянулся.
— Служу працоунаму народу! — пискнул он. И красноармейцы заулыбались.
— Молодец какой! Настоящий боец! Джигит! — хвалили его наперебой.
— Кузнецова, ты бинты отстирала? — спросил Лукин.
— Нет, не успела. Я кителем занималась.
— Давай бинт сюда, и покровавей там выбери. Не будем обер-лейтенанта в нос бить, будет у нас обер-лейтенант в шею раненый.
Марлевую кровавую кучу расправили, выбрали один бинт и скатали для удобства в рулон. Затем сделали повязку на шею. Пока Кузнецова накладывала бинт, Чичерин морщился. Неприятно, стягивает, но что поделаешь — надо. Лучше бы я пристрелил немца —
— Вот так, — кивнул капитан, рассматривая дело рук девушки. — Даже пятна совпадают. Молодец, Кузнецова! Юрий Яковлевич, чего фуражку мнешь, надевай, не нарушай устав.
Вокруг сдержано захмыкали, Чичерин с надеванием замялся.
— Давай, чего тянешь.
В следующий миг надетая фуражка провалилась до ушей. Вид вышел невероятно комичный. Все расхохотались. Смеялся Миша, Абадиев, держась за стянутое бинтами плечо. Головной убор немца оказался большим. Лейтенант, посмеиваясь, снял её и посмотрел внутрь. Проблему решили просто — проложили внутри околыша сложенную бумагу. И вновь фуражка на голове.
— Нормально вроде.
Но все равно вид троицы Лукину не нравился. Он глянул на сапоги.
— Малы оказались, свои оставил, — пояснил Чичерин. — У «головастого» Шумберга, нога сорокового размера.
Капитан отмахнулся — черт с этими сапогами, они похожи, разница в подошве только. Это не то. Вот прическа не соответствует. В РККА иная стрижка. А тут волосы слишком уж торчат, как не причесывай. И ножниц нет. Чичерин, понимая мысли капитана, снял фуражку и пригладил свои патлы.
— Бесполезно, — сказал он, — даже если намочить, торчать будут. Стричь надо.
Выручил опять Степаненко. У запасливого сержанта нашлась опасная бритва «Труд» в футляре, помазок и ремешок для правки. Так же имелся обмылок, с которого хватило взбить густую пену. чтобы побрить бойцов группы. Теперь же, сержант предложил попробовать подстричь с помощью расчески и бритвы. Мол — должно получиться.
Сержант поддевал волосы металлической расческой и вел бритву к зубьям наискосок. Волосы срезались, но бритву пришлось много раз подправлять.
— На висках и за ушами покороче, советовал Лукин, наблюдая за трудным процессом стрижки. — Волосы жесткие. Черт, проще наголо обрить. Хрен с этим пробором, фуражкой закроет… Тамарин, ты самый головастый, наблюдай и на ус мотай. Потом сержанта стричь будешь. Ведь фельдфебель тоже должен соответствовать…
Пока Степаненко стриг Голубева, а Тамарин наблюдал за процессом, командиры отошли в сторонку, где Лукин еще раз оценил вид ряженого обер-лейтенанта. Задержал взгляд на черепе-эмблеме. Сплюнул.
— Ладно, авось прокатит этот маскарад. Юрий Яковлевич, ты в немецкие карты читаешь?
— Так… — неопределенно произнес Чичерин.
— Тогда смотри, — сказал Лукин, разворачивая трофейную карту. — Вот тут мы, — капитан ткнул в надпись «Matveevo». Вот смотри, немцы собираются ударить тут, где сконцентрированы их полки. Мы пойдем северней, вот так. Запоминай, какие подразделения будут у нас на пути, начиная от Матвеево.
— Pionier bataillon, — прочитал надпись лейтенант. — Саперы это.
— Правильно, а рядом елочка на прямоугольнике. Это знак саперов, а число — номер батальона.
Чичерин провел пальцем по отмеченной на карте грунтовке, которая пересекла маленькую речушку, и остановился у развилки дороги с перечеркнутым наискось прямоугольником.
— Отделение полевой жандармерии, — пояснил Лукин. — Странно, что их направили
Грунтовка упиралась в множество значков с линией соприкосновения, обозначенной штрихом. По другую сторону на карте отмечены части Красной Армии.
— Это передок. Тут у немцев по обозначениям пулеметная рота и четыре орудия.
Чичерин и сам уже начал понимать немецкие обозначения. Тем более, что значки сами за себя говорили. Большая буква «Т» с маленькой «н» на вертикальной черте и цифрой 4 под ней — обозначала орудийную батарею на позиции. Горизонтальная скобка с кружочком под ней — миномет. Горизонтальная скобка с вертикальной чертой, двойным хвостиком и точками по бокам — станковый пулемет. Судя по номеру — пулеметов много. А ручных? Вертикальная черта с точками и цифрой 12. И ручников много. Танков? Ромбиков в месте предполагаемого пересечения фронта не было. Но пехоты и прочего более чем достаточно, чтобы помножить шансы на ноль. И скопление войск не обойти, ни севернее, ни южнее. На юге вообще плюнуть некуда. Штаб, штаб, штаб… только конфигурация флажков с надзнаками меняется. Войск нагнали… Там же и командование СД, начальство уничтоженной группы на заимке. Их, кстати, могут вскоре хватиться. Так что вариантов нет. Надо рисковать.
Лукина, по-видимому, занимали аналогичные мысли.
— Надо выдвигаться, — сказал он. — Времени мало…
Вода в ручье прозрачная, дно песчаное, ровное, но ширина приличная, можно сказать — не ручей, а речка. И берега под стать — крутоваты. Грунтовая дорога с заимки утыкалась в хлипкий мостик, на который телегой-то въезжать страшновато, не то что на тяжелом бронетранспортере. Степаненко усмотрел съезд правее и подсказал куда править. После множества пересеченных ручьев-речек, ганомаг аккуратно съехал в воду, затем плавно забрался на берег, а через десяток метров на обширной дороге свернули налево.
— Так, товарищи, — сказал Лукин. — Все разговоры только на немецком. Кто не владеет — молчок.
— Матюкаться тож по-немецки? — спросил «фельдфебель» Степаненко.
— И ругаться тоже, — подтвердил капитан. — Маша, Миша, вы как там, удобно?
— Удобно, товарищ командир, — ответила девушка, а мальчишка улыбнулся и закивал.
На командирском сидении разместились трое — Абадиев и Кузнецова с мальчишкой на коленях. Как не крути, но это самое безопасное место. Остальные бойцы, обряженные в плащи и каски, расположились позади. Обоих раненых укрыли плащами.
— И какой у немцев любимый матюк? — спросил Степаненко.
— Шайсэ, но ты лучше молчи, — Чичерин привстал немного, выглядывая. — У тебя и так хороший аргумент…
Ганомаг катился по дороге, держа небольшую скорость. Вдалеке прошла большая группа самолетов, затем чуть ближе на бреющем промелькнула пара мессершмиттов. Бойцы настороженно проводили их взглядом. Хотя все понимали, сейчас надо своих самолетов опасаться.
Миновали развилку с отворотом к боковой улице. Начались огороды и дома с пристроями. И Лукин с Чичериным немного привстали, чтобы можно было наблюдать. У всех домов, что они миновали окна плотно занавешены, на одном вообще закрыты ставнями. Во дворах и садах-огородах ни движения. Только раз показалось, что занавеска дрогнула. Но было такое чувство — за ними внимательно наблюдают. Боятся. Жаль, хотелось пацана тут пристроить.