Судьбы местного значения
Шрифт:
Из сарая по-прежнему слышалась возня и надрывное рыдание.
— Ай! — вскрикнули в сарае. — Сука краснозадая! Кусаться?! Стой!
Из створа выскочила девушка в разорванном платье и кинулась бежать к кустам, где притаился Семен. Следом, поддерживая штаны, выбежало двое полицаев.
— Стой! Не уйдешь!
Открылась дверь и из дома вышел полицай, которого Семен недавно видел. Тот заржал, глядя на путающихся в штанах подельников.
— Только назад приведите! — крикнул он с крыльца. — Не только вы сладеньким побаловаться желаете.
Семен
Девушка промчалась мимо кустов, обогнула их, и заметила притаившегося человека. Испуганные глаза еще больше расширились, ноги подогнулись и она упала.
Семен приложил палец к губам, затем показал рукой за куст, и почти беззвучно, лишь губами добавил:
— Свои. Спрячься.
Полицаев перехватили тихо. Они и пикнуть не успели, как их взяли в ножи. Почти синхронно Семен с сержантом вогнали полицаям клинки. Секунды судорог и тела опущены на землю. Семен вытер клинок об рубаху убитого и посмотрел на сержанта, а тот на Семена.
— Ну, здравствуй, Михалыч! — радостно прошептал сержант.
— Здорово, Савельич!
Крепко обнялись. Сержант отстранился, посмотрел на Семена, на его петлицы.
— Так простым и ходишь, Ваня?
— Так и хожу, Миша.
— Сноровки вижу не потерял.
— А то! Это ты через бурелом лез?
— Я, — отвечает сержант, и его взгляд скользит за спину Семена, и тот оборачивается. Девушка сидит, зажав руками рот, в глазах ужас плещется — родных убили, саму чуть не изнасиловали, на глазах двух человек зарезали походя…
Семен подошел к девчонке. Да, это еще девочка. Лет четырнадцать-пятнадцать. На Машутку похожа чем-то…
— Свои мы, дочка, — зашептал Семен, присаживаясь рядом, — свои. Ты не кричи только.
— Я… — всхлипнула девочка, — они… маму и папу убили. Тетю и сына её тоже… а меня… меня…
— Все-все, не плачь, ничего они больше не сделают. Тебя как зовут?
— Ан… Ан…
— Анна?
— Н-н-нет, Ан…
— Антонина? — догадался сержант.
Девочка, всхлипнув, кивнула.
— Слушай внимательно, Тоня, — сказал Семен, — ты сейчас успокоишься и расскажешь нам — сколько их и почему они с вами так.
В последующие пять минут Семен и сержант слушали сбивчивый рассказ девочки, не забывая посматривать за обстановкой на хуторе. Остальные полицаи пока не появлялись.
Из рассказа стало известно — на хуторе жили две семьи. У соседей, дядя Матвей, красный командир, в финскую погиб. А у них два брата в Красной армии. Полицаи об этом знали, вот и приехали мстить. Явилось шестеро. Всеми заправлял Першин. Это он в родителей стрелял. В доме сейчас самогон пьет. Что с тетей и бабушкой Дусей, она не знает.
Сержант и Семен переглянулись.
— У тебя родственники еще есть?
— Тетя в соседней деревне живет.
— Хорошо, ты, вот что, дочка, ты тут посиди. Ладно? И не бойся, мы управимся быстро.
К дому они подкрались вдоль сараев. Из хлева протяжно мычала корова. От другого отвечала еще одна. Или не доены, или есть хотят. Страдает, скотинка. Между сараями и хлевом наткнулись на два трупа. Пожилых женщин просто прирезали…
Тут они разделились — сержант остался контролировать двор, а Семен обошел снаружи и затаился у туалета. Это место из домов не просматривалось. Но к крыльцу придется мимо окон идти.
Вдруг дверь распахнулась, и с крыльца скатился мужик, которого Семен видел накануне. Теперь он был в одной рубахе и штанах, которые на ходу расстегивал, семеня к туалету. Семен приник к стене сарая. Полицай схватился за веревочную петлю, служившую ручкой, но распахнуть створку не успел. Семен пережал рот, подбил ему ноги и упер клинок в шею.
— Тихо! — шепнул в ухо.
Послышались характерные звуки и гадостно запахло.
— Обделался, сука? — прошептал Семен, чуть отстраняясь, но усиливая нажим острия в шею.
— М-м-м…
— Не дергайся! Остальные в доме? Вместе сидят?
Полицай замычал, интенсивно кивая.
— Очень хорошо!
Клинок вошел в шею. Тело дернулось. Еще один звук из штанов…
— Погань! — сплюнул Семен, обтирая нож об рубаху. — Жил как дерьмо, в дерьме и сдох.
Он маякнул сержанту. Пока тот пробирался к туалету, подкрался к дому и осторожно заглянул в окно. Точно — за столом сидит троица. Пьют, закусывают. Удивительная беспечность. Считают — они в немецком тылу, так управы нет?
Появился сержант, покосился на труп, поморщился.
— Все в доме, — сообщил ему Семен.
Прижимаясь к стене, прокрались до крыльца. У двери замерли. Сержант кивнул, и Семен взялся за ручку, быстро распахнул дверь и, пригнувшись, проскользнул в темные сени — тут никого.
На двери в горницу петли накладные, значит, она открывается в сени. У двери прислушались. Полицаи о чем-то спорят. Переглянулись, кивнули. Распахнули дверь и ворвались.
Стол стоял в «красном» углу, полицаи за ним изумленно уставились на вошедших. Два стакана с мутным самогоном и кружка у правого замерли на полпути.
— Не двигаться!
Правый выронил кружку, потянулся к винтовке у стены. Левый тоже дернулся.
Бах! Бах!
Выстрелы «Вальтера» и нагана почти слились. Правый свалился у стены, оборвав оконную занавеску. Левый, сполз под стол. Сидевший в центре побледнел, медленно поставил стакан на стол.
— Фамилия?! — рявкнул сержант.
— Першин… Иван…
— Смотри-ка, как сложилось! — хмыкнул Семен, обыскивая полицая. Изъял револьвер, и винтовки убрал к двери. Еще подумал было девочку позвать. Пусть посмотрит в глаза убийце её родителей, да решил — не стоит. Через окно он увидел, что Антонина у тел родителей сидит. Плачет.