Судьбы местного значения
Шрифт:
Для уцелевших в прорыве через фронт выделили целую палату. Можно представить, что это стоило для руководства госпиталя. Их просто в приказном порядке, перед фактом поставили. И операции потребовали провести вне очередности. Все это породило слухи как среди персонала, так у пациентов. Приставленная охрана в виде сержанта госбезопасности только утвердила эти слухи. Но охрана была больше для присмотра за нежелательными контактами, как выразился товарищ из Москвы. Еще хотели выделить индивидуальную сиделку для присмотра за фигурантами, особенно за одним, что тоже вылилось в недолгие препирательства, но вопрос был решен.
Запрета
Легкий ветерок и солнечные лучики, прорывающиеся сквозь разлапистые липы, тишина. Ни взрывов, ни стрельбы — от фронта далеко. Лечись, отдыхай, отсыпайся. Но до отдыха ли? Проблемы никуда не делись, только размножились. К вопросу об источнике информации, от которого отталкивался Витька, добавилась прорва вопросов. Если в начале были какие-то мысли, то беседа с особистом фронта, а следом с прибывшим из Москвы представителем особой группы только подлила масла в огонь. Юрий перестал что-либо понимать — образовался жуткий сумбур в голове. Хотелось спокойно подумать и наконец, разложить события и факты по полочкам, а потом уже анализировать. Может тогда станет яснее?
И так, имеется тетрадь, написанная Виктором Петровым, практически за сутки. Не выходя из расположения. Никуда не отлучаясь. Никакой литературы у него не имелось. Объемность и подробность информации по фактам, которые Витька не знал и не мог знать, вдруг отразились в записях без единой ошибки. Что невероятно — грамотностью Петров не блистал. Юрий еще по школе помнил — физкультура — труд всегда отлично, гуманитарка — хорошо, математика — русский язык — удовлетворительно. Про немецкий язык и вовсе не говоря. Он пытался помочь другу учить язык, но не впрок. И вдруг — озарение? Или вдохновение? С чего бы? Откуда Юрка это взял?
Шпион? Чушь! Что может знать простой взводный? Ан-нет, знает, как выяснилось. Только сведения касаются отнюдь не Красной Армии, а наоборот содержат данные о противнике. Причем подробные…
И последующие действия друга тоже заставляют задуматься. Петров посетил связистов, минут на десять, не больше. Время на один разговор, максимум два, при везении. Со спец-номером никакой связист без приказа не соединит. Так куда Витька звонил? Пытался что-то кому-то сообщить или что-то выяснял? Тогда почему не сообщил ему, когда в отдел заскочил? Просто сунул тетрадь, сказал пару слов и убежал. А он прочитал несколько страниц, и поняв, что это очень важно, кинулся выяснять — куда направился его друг. И выяснил — Петров вместе со своим взводом выехал к мосту… самовольно.
С определением источника Витькиного «вдохновения» была засада. На ум ничего не приходило. Ни в лесу, пока по немецким тылам шатались, ни сейчас. Кроме того, стало известно, что такая тетрадка не одна. К такому выводу лейтенант пришел исходя из бесед с представителем особой группы. Капитан ни слова не обмолвился об них, но череда специфических вопросов и уточнений говорила сама за себя. Капитан, кстати, очень воспрял, когда узнал, что Чичерин в совершенстве владеет немецким языком. Посоветовал отдохнуть и набираться сил. Вскоре всю вышедшую группу эвакуируют в Москву.
Чичерин добрел до пруда. Тут аллея плавно огибала крайний корпус госпиталя. У открытого служебного входа стояла пара телег, на которые как раз выносили тела умерших. Лейтенант тяжело вздохнул. Мысли вернулись к погибшим товарищам. Стало тяжело на душе. Даже погано.
Добредя до лавочки, Чичерин присел и прикрыл глаза.
Наша задача не умирать за свою родину, а так сражаться с врагом, чтобы он умирал за свою родину! Так было в тетради написано. И правильно написано. И Чичерин подумал, что можно фразу дополнить — а если придется принять смерть, то так, чтоб врагам тошно стало!
А ведь стало. Витька заряд подорвал. Танку вместе с экипажем хана. Группа при отходе немецких диверсантов на ноль помножила. И при прорыве немцы кровавыми слезами умылись.
Местный особист поведал результаты боя — при прорыве группа уничтожила два противотанковых орудия и до взвода противника. Это что визуально заметить успели. Еще благодаря группе, были вскрыты все огневые рубежи и нанесен артиллеристский удар, в следствии которого потери у немцев приумножились. Так что готовьте, мол, дырочки на гимнастерках. Награды обязательно последуют.
Дырочек даже готовить не надо. Немцы их много наделали. Ордена — это хорошо, но в них ли дело?
— Братишка, закурить не найдется?
Чичерин вынырнул из раздумий и повернулся к ранбольному, с забинтованной от колена до бедра правой ногой и левой рукой. Он опирался на костыль и с надеждой смотрел на Юрия.
— Не курю, извини, — развел руками он.
— Эх-тыж, незадача… — расстроился ранбольной.
Он тяжело вздохнул и опустился на лавку рядом с Чичериным. Бережно пристроил раненую ногу, прислонил костыль и протянул руку.
— Иван Зайцев, — представился он. — Второй стрелковый.
— Юрий Чичерин, — пожал руку лейтенант.
Распространяться о месте службы он не стал. Пусть думает — что хочет. Форма аккуратно сложена и хранится в палате, а гулять в больничном халате вышел. Под халатом исподнее. Руки, ноги, тело ни царапины, лишь повязка на голове. Бинтов на нее не пожалели. На царапину. Пуля впритирку прошла, содрала кожу и все. Ну, отключился на мгновение, ну, мутило потом слегка, зачем такую чалму накручивать? И вообще, по сравнению с остальными, он меньше всех ранений получил. Фингал справа не считается — это пулеметом приложило, когда позади бронетранспортера снаряд разорвался. Этот же MG, упав поперек, обжег шею Голубеву до волдырей. Еще Анатолию прилетело в плечо, чирком и по макушке задело. Тоже с чалмой на голове ходит.
Лукин получил несколько легких ранений, но крови много потерял. Лежит в особой палате для комсостава. Чичерина тоже хотели к нему поместить, но он попросил с бойцами оставить, так сказать для пригляда.
Лейтенант очень обрадовался, увидев в палате Степаненко. Забинтованный с головы до пояса. Сержант был без сознания, и странно сипел, через стальную трубочку на шее, которую нельзя было закрывать, и закрепленная за ними медсестра постоянно её проверяла.
Каково было удивление Чичерина, когда он узнал, что в палату к Лукину положили того бойца, что на носилках группа капитана несла. Вот ведь судьба — госпиталь, эвакуация, больше похожая на побег, долгий путь по лесам и болотам, прорыв через фронт. Весь путь без сознания. Бедняга Маврищев принял на себя все пули и осколки, что пробивали тонкую броню ганомага.