Судьбы
Шрифт:
Уэйн Д'Арвилль медленно шел по набережной с брезгливым выражением на лице. Он ненавидел Монте-Карло летом. На дорогах сплошные пробки, на улицах толпы. Мостовые замусорены обертками от мороженого, в кафе под открытым небом столики постоянно заняты. Но, с другой стороны, это означало, что казино работают на полную мощность. Он хорошо себе представлял, сколько миллионов оседает сейчас в карманах его отца, владельца казино «Друа де Сеньор».
Вольфганг безмерно гордился своим казино. Там подавали прекрасные вина и самые изысканные блюда французской и итальянской кухни. Это было лучшее казино в городе, не считая, разумеется, знаменитого «Монте-Карло».
Уэйн легко пробирался сквозь толпу. Ему недавно исполнилось двадцать. Красивый, высокий, около двух метров, с волосами цвета осенних листьев, большими голубыми глазами и твердым подбородком, характерным для его расы, он имел вид человека, который знает, чего хочет, и непременно добьется своего. И он действительно это знал. Он хотел унаследовать все, что было у отца. Учился с таким остервенением, что получил место в Сорбонне. Ему было мало лишь интеллектуального превосходства, он работал над своим телом, пока не превратил его с помощью упражнений в отлаженную, мускулистую машину. Тем не менее, приближаясь сейчас к казино, чей готический фасад нисколько ему не нравился, он почувствовал знакомую внутреннюю слабость. Его это раздражало, ибо он знал ее причину, — ему все еще хотелось угодить отцу.
Он до сих пор помнил удовлетворение и гордость на лице отца, когда он получил степень бакалавра. Даже его мать, постаревшая, но все еще элегантная, ущипнула его за щеку рукой в белой перчатке и с гордостью улыбнулась ему. Ему тогда казалось, что он может летать. До следующего дня, когда Ганс победил в любительском соревновании водных лыжников. Гансу устроили по этому поводу вечеринку в лучшем зале гостиницы «Эрмитаж» и пригласили репортера из местной газеты, который взял у Ганса интервью и потом опубликовал его портрет на развороте. Мальчишке покупалось шампанское, хотя в его возрасте Уэйну пить не разрешалось. Гансу, думал Уэйн, толкая вертящуюся дверь, ведущую в роскошные помещения казино, нет ни в чем отказа.
Уэйн помедлил и огляделся, давая возможность раздражению улечься, спрятаться в привычное потайное место и сидеть там, подобно крысе в темном уголке.
В интерьере казино преобладал красный цвет. Люстры освещали зеленые площадки игорных столов, мебель красного дерева тускло поблескивала в искусственном освещении. В залах не было ни окон, ни часов. На большинстве игр, разумеется, казино шельмовало. Но время от времени Вольфганг позволял кому-нибудь очень крупно выиграть. Это было великолепной рекламой, после которой толпы идиотов ломились в казино. С легкостью, дающейся долгой практикой, Уэйн начал оглядывать лица. Он замечал домашних хозяек, проматывающих деньги, припасенные на мясо к воскресенью, в надежде выиграть и купить себе наряд от Шанель. Были там и профессиональные игроки, мужчины в помятых костюмах, чьи лица ничего не выражали. И, разумеется, туристы.
Уэйн медленно прошелся по залу, избегая официантов во фраках. Постоянный гул автоматов, изгнанных к дальней стене, звук крутящейся рулетки, клацанье костей, постукивание фишек — все сливалось в постоянный знакомый шум.
На него умышленно наткнулась официантка.
— Ох, простите, месье, — извинилась девушка, и ее загорелые щеки зарделись, когда она торчащими грудями коснулась его руки. Ей нравилось все в сыне владельца казино, начиная с его манеры носить костюм от Кардена до волос цвета осенней листвы. Она игриво надула губки. Уэйн улыбнулся, почувствовал реакцию в паху, но тут же велел себе выбросить похоть из головы. В данный момент у него имелись более важные дела. Он снова улыбнулся ей и вышел из зала.
Пройдя по узкому коридору, он вошел в офис менеджера. Эдуар де Лепи настороженно поднял голову. Завидев сына хозяина, он заметно расслабился, и Уэйн ощутил знакомую беспомощную ярость. Эдуар де Лепи, правая рука отца, быстро разобрался в расстановке сил в семье. Не Уэйн, а Ганс будет наследником Вольфганга, хотя вслух об этом никто не говорил. Перед Вольфгангом Эдуар пресмыкался, с Гансом вел себя осторожно и подобострастно. Старшего же сына хозяина он практически не замечал. Уэйн почувствовал, как пальцы сжимаются в кулаки от гнева, не имеющего выхода, а Эдуар тем временем просматривал какие-то бумаги.
— Уэйн, — сказал он вежливо, — чем могу быть полезен?
— Я ищу брата, — пояснил Уэйн. Его лицо оставалось бесстрастным, хотя он был готов убить подонка. Когда-нибудь, подумал он, я с превеликим наслаждением уволю это жалкое ничтожество и…
— Ганс на пляже. Тренируется. Готовится к школьным состязаниям по прыжкам с высоты.
Уэйн коротко кивнул и вышел. В один прекрасный день он станет тут хозяином. Ганс и все остальные будут делать то, что он скажет. Выйдя на улицу, Уэйн несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он ненавидел шумных туристов. Ненавидел палящее солнце. Ненавидел брата, отца и эту собаку Лепи. Он ненавидел весь мир.
Уэйн подошел к двухместному «мазерати» бутылочного цвета, открыл дверцу и опустил верх. Когда он выехал на улицу Терразани, ведущую за город, дышать стало легче. Он знал, что найдет Ганса на берегу, — тот прыгает с утеса Святого Михаила. Прыжки в воду с высоты относились к последним достижениям его младшего брата. Уэйн ехал быстро, умело ведя машину по серпантину, шедшему вдоль берега. Отношение Уэйна к Гансу нельзя было назвать однозначным. Мальчишка его боготворил, что сильно огорчало Вольфганга, и Уэйн отдавал себе отчет, что в отношении брата, его соперника и врага, в нем борются самые противоречивые чувства. Как ни странно, он почти полюбил маленького Ганса, и это его порой беспокоило. Он не должен позволять себе такую слабость.
Завидев утес, Уэйн изо всех сил надавил на педаль газа. Скала была добрых сорок футов высотой, и, когда он остановил машину у поросших травой серебристых дюн, он заметил красное пятно на середине утеса, в котором узнал плавки брата. Не успев подумать, Уэйн нажал на клаксон, салютуя мальчику. Он разглядел, как поднялась в приветствии бледная рука. Он не стал махать в ответ. Но Ганс продолжал размахивать рукой со щенячьим упрямством, и Уэйн медленно, неохотно поднял руку и тоже помахал. Разозлившись на себя, он снял рубашку и туфли и пошел по пляжу в тень под скалой, на которую продолжал взбираться Ганс. Сюда доносились возбужденные голоса приятелей Ганса, стоящих на вершине утеса и готовых аплодировать новой попытке своего героя.
Уэйн никогда не пользовался популярностью в школе. Он лишь хотел быть первым и добивался этого, за что его обожали учителя и презирали сверстники. Парни, которых по глупости угораздило ввязаться с ним в драку, ходили потом с переломанными носами, а одному он даже сломал ребра. Он заработал себе репутацию громилы, хотя это было и не совсем справедливо. Если его никто не трогал, он ни с кем не связывался.
Уэйн отбросил неприятные воспоминания, заслышав высоко над собой голос брата. В сотне метров от берега покачивалась на волнах единственная рыбацкая лодка, и Уэйн, занятый своими мыслями, без особого интереса следил за одиноким рыбаком.