Судный день для губернатора
Шрифт:
Понятно, что эти странные суициды не могли не получить широкой огласки и, как следствие, не породить целую кучу домыслов и слухов, особенно среди жителей близлежащих микрорайонов. Ведь люди не любят тайн, им всегда хочется докопаться до истины. Официальная версия правоохранителей, что оба случая – самоубийства, устраивала немногих.
Тогда прикормленные губернатором журналисты тоже взялись за дело. Действовали уже изобретательнее. Шелкоперы в законах жанра решили свести таинственные смерти к мистике. В результате появилась статейка в одной из столичных желтых газет с сомнительной репутацией, специализирующейся на неопознанных
В статье со ссылкой на известных экстрасенсов утверждалось, что парк имеет отрицательную энергетику, ауру, и вообще это аномальная зона. Дескать, заложен он был на древнем капище, где когда-то славяне-язычники приносили в жертву своим божествам соплеменников. И вот спустя столько лет некая тайная секта, помешанная на оккультизме древних славян, решила возродить эту ужасную традицию. При этом журналист не удосужился пояснить, что за секта такая, как называется, кто ею руководит, почему выбор пал именно на известных на весь город бизнесмена и высокопоставленного полицейского чина? В конце концов, почему их просто не взяли да не зарезали, размазав кровь по стволу дуба и развесив по веткам кишки, как того требовал ритуал жертвоприношения, а взяли и повесили, да к тому же инсценировали все под самоубийства? Одним словом, проколов в этой журналистской версии было очень и очень много. Но народ в подавляющем своем большинстве не любит и не умеет анализировать, склонен верить во всякую чушь – «хавает» все, что ему подают, особенно если это исходит из уст популярных, но сомнительных моральных авторитетов.
В общем, после этой публикации началась настоящая паника. Родители запрещали своим детям ходить в парк, влюбленные парочки больше не назначали там свиданий, а впавшие в маразм бабки на лавках возле подъездов только и судачили о приезжих сектантах, сокрушаясь, как такое могли допустить местные власти. А особо помешанные подбрасывали дровишек в костер, на голубом глазу утверждая, что видели ночью возле злосчастного дуба неких высокорослых людей в белых одеяниях, с оранжевыми колпаками на головах.
Но со временем все немного успокоилось, исчез накал. Да и на печально известном дубе больше никто не вешался. И тем не менее с наступлением вечера парк все равно пустел…
…Тускло и непонятно для кого горели фонари, освещая безлюдную аллею. Шелестели листвой деревья. Тревожно каркали сонные вороны, облепившие изогнутые ветви могучего дуба. Мяукали, копошась в набитых мусором урнах, облезшие помойные коты.
На одной из скамеек, расписанной словами любви и всякими непристойностями, сидели одетые в штатское майор Шмаков и капитан Лебедько. Они молча смотрели на оживленную, пересыпающуюся подвижными огоньками Кольцевую. Где-то совсем рядом с ними текла в своем привычном русле размеренная городская жизнь. Люди спешили по своим делам – кто с работы домой, кто в гости, кто в ночной клуб. А оба полицейских в одночасье выпали из этого незамысловатого течения жизни простых обывателей. И уже не могли представить, каким образом смогут в него вернуться и смогут ли вообще.
– Все, капут! Или, как говорят итальянцы, финита ля комедия, – выразился в привычной для себя манере майор и выкинул электронную сигарету
– Откуда? – пожал тот плечами. – Я ж не курю, спортом занимаюсь. – И капитан принялся разливать по пластмассовым стаканчикам водку.
– Плохо. В смысле, что не куришь, – вздохнул Шмаков. – Вот и я когда-то хотел спортом заняться, но как-то все руки не доходили. А вот недавно беговую дорожку себе купил: пульс измеряет, температуру тела показывает… ну, короче, со всеми наворотами. Встал, значит, на нее, включил, а она как понеслась, едрить ее!.. Я и ёпсь… А при падении рукой любимую фарфоровую вазу жены зацепил. Та и разбилась. Тут же супруга прибежала, хай подняла…
– И что? – вскинул брови капитан, протягивая майору стаканчик.
– Занес я тренажер в подвал, к чертовой матери. Понял, что спорт – это не мое, – приняв из рук напарника пластиковую емкость, подытожил Шмаков. – Ладно, давай выпьем.
Не чокаясь, накатили. Поморщились – водка оказалась противно теплой.
– Майор, а чего это вдруг мы сюда поперлись-то? Могли ведь в бар какой-нибудь пойти, культурно посидеть, – сказал Лебедько, оглядываясь в пустынном парке. – Тем более в газетах писали, что место это проклятое. Сектанты тут какие-то тусуются, людей на деревьях вешают. Хотя теперь нам с тобой на этих сектантов… Но все равно место гиблое.
Шмаков кисло улыбнулся.
– А какая разница, где пить? На свежем воздухе оно даже лучше. А если честно, этот парк для меня многое значит. – И майор перешел на заговорщицкий шепот. – Когда ты в начале девяностых еще девок за косы тягал, один мент был в то время обычным сержантом, но с Евсеевым уже дела делал. Он тогда, кстати, как ты, капитаном был, но уже в верха метил. В общем, приказал Евсеев этому сержанту и его приятелям – естественно, не за бесплатно – двух хмырей прибрать, да так, чтобы все как самоубийство выглядело. Мешали кому-то очень сильно. Вот и повесили они их на этом самом дереве. – И майор, не оборачиваясь, указал большим пальцем себе за спину, где рос тот самый дуб.
– Да ну?! – удивился капитан.
– А потом ушлому журналистишке заплатили, чтобы он эту ахинею про секту и жертвоприношения выдумал. Хорошо написал, раз уж до сегодняшнего дня об этом люди говорят. Ну а после всей этой истории Евсеев пошел на повышение, но про сержанта не забыл… В академию поступить помог. Когда же полканом стал, бывшего сержанта майором сделал.
– Ага, не забыл. – И Лебедько разлил спиртное в пластик. – Тогда почему он сегодня от всех дел отстранил и потребовал рапорт написать на увольнение?
На этот раз Шмаков не стал дожидаться, пока собеседник подаст ему стаканчик. Сам взял да выпил. Следом за ним осушил свою изрядно помятую пластиковую емкость и капитан.
– Ты погоди-ка так говорить. Он человек импульсивный – сначала делает, потом думает. Вот отойдет, остынет немного и восстановит. А ведь мог и вообще… – уверенно заявил майор, оглянувшись на дуб. – Да и мы, признаться, не лучшим образом сработали. Сначала этого инспектора из КДН проворонили, а потом он же нас опять вокруг пальца обвел… Впрочем, я Евсееву и это припомню.