Судный день
Шрифт:
Его губы шевелились, будто он обсуждал диагноз сам с собой. Затем он потрогал ее лоб, потом тыльной стороной руки притронулся к щекам, заглянул ей в глаза, оттянув нижнее веко, изучил оттенок глазного яблока и наконец попросил высунуть язык, чтобы посмотреть, какого цвета налет на языке.
– Рекомендую лечь в постель до ужина, овощи с хлебом на ужин, никакой говядины, можно курицу или рыбу, – а потом поменьше находиться в одиночестве. Потрясение, которому вы подверглись вчера, не следует прятать в себе – нужно переживать его, находясь среди других людей. Иначе может возникнуть склонность к запорам и всяческим иным недомоганиям.
Господин и госпожа Хамборк внимали каждому слову профессора, и я почувствовал гордость и стыд. Гордость оттого,
– Я поступаю так, только если другого выхода нет, и никогда – веселья ради или чтобы потешить собственное самолюбие.
Трактирщик взял супругу под руку, и они собрались уходить. Томас поклонился им и сказал:
– Мне и самому пора немного отдохнуть. Дамы… – он посмотрел в сторону кухни, – и господа, с вашего позволения. Пойдем, Петтер! – С этими словами он направился к двери, а я зашагал следом. Священник тоже засобирался.
Проходя мимо очага, я посмотрел вниз, где возле короба с дровами сидела нищенка. Голова ее была опущена, испачканную руку она положила на колени, а из-под капюшона выглядывал черный от копоти нос и часть щеки.
Глава 10
– Когда-то давно в пустыне, возле реки, появилась небольшая деревушка, – проговорил вдруг сзади Томас. За окном сгущались сумерки, и в грязном оконном стекле я видел его отражение. Профессор одолжил у Марии пилу для разделки мяса и теперь держал ее в руках. – Деревушка была бедной, но из прекрасной речной глины жители изготавливали отличные глиняные горшки. Несколько раз в год деревенские отправлялись в город, где меняли горшки на еду и предметы первой необходимости. – Его голос не мог полностью заглушить скрежета пилы о реберные кости графа, которые постепенно раздвигались. Рассказ Томаса помог мне справиться с тошнотой, и я остался в кузнице. – Но река одной рукой давала, другой – отнимала. Один раз в год, а порой и чаще, она выходила из берегов, и тогда вода смывала вылепленные на продажу горшки. Иногда река разрушала и дома, а несколько раз унесла пару человеческих жизней, и лишь потом успокоилась и вернулась в свое русло. Жители деревни привыкли к прихотям реки. Им и в голову не приходило, что можно придумать способ, как избежать ущерба.
Томас вытер пилу о простыню, на которой лежало тело и которая теперь насквозь пропиталась липкой кровью. Томас взял у хозяина два лучших фонаря и повесил их под потолком. Фонари слегка раскачивались, и казалось, будто по кузнице гуляет ветер. Его порывы все усиливались, тени плясали, и в этот странный момент даже граф выглядел ожившим.
– В один год река особенно разбушевалась и выходила из берегов много раз, так что горшков у жителей не осталось и на продажу везти было нечего. Тогда один из городских старейшин поднялся и сказал, что нужно что-то делать – иначе вскоре погреба опустеют и есть им будет нечего.
В окне отражалось, как Томас ухватился за нижние ребра графа, и в животе у меня все сжалось, будто он схватил мои собственные кости.
Томас взглянул на меня и принялся за следующее ребро.
– Итак, слово взял старейшина, который сказал, что сейчас, когда горшков не осталось, нужно придумать какой-нибудь иной выход, догадаться, что имеется в деревне такого, что можно обменять на еду. Проговорив это, он сел на свое место. Много дней жители ломали над этим голову, но ничего дельного не придумали. И вот как-то раз, – продолжал Томас, – один ребенок отправился к реке поиграть. Он взял с собой горшок с выбитым дном и сделал из него нечто вроде плотники, а сверху построил крошечный домик. Это увидел один человек, который рассказал о выдумке старейшинам. Такая идея им понравилась, и жители принялись лепить высокие горшки без дна. Потом их сложили рядом, вплотную,
С левой стороны из окровавленной, ободранной груди графа торчали ребра, похожие на шпангоуты корабля. Одно из ребер выпало и валялось на полу. Я отвернулся от окна. Томас пододвинул ногой большой, полный опилок таз так, чтобы кровью не заливало пол.
– Смотри, – сказал он, склонившись над телом и указывая скальпелем, которым недавно рассек грудь покойного, – плевральная оболочка проткнута, причем насквозь, следовательно, та небольшая ранка, которую мы заметили на груди, сквозная и затрагивает пульмо, то есть легкое. – Томас оттянул срезанную кожу и показал мне рану изнутри. Крошечная дырочка, не намного больше укола, будто кожу прокололи штопальной иглой. – Нам надо вынуть эту часть легкого и посмотреть, поражен ли орган насквозь. Сомневаюсь, что подобный укол оказался смертельным – вряд ли, однако если… – и Томас внимательно посмотрел на место прокола – …хм… если орудие прошло насквозь вот так… – он указал пальцем на грудь, – то оно могло поразить сердечную мышцу, а такая рана смертельна. Тогда кровь перестает циркулировать по телу, а вместо этого выливается из раны и попадает в абдомен. – Томас показал на брюшную полость, откуда вынул желудок, кишки и почки – теперь они лежали на простыне возле побелевших ног покойника. На дне брюшины виднелось целое море запекшейся крови.
Томас осторожно вырезал большое легкое и попросил мне помочь оттянуть его в сторону, так чтобы можно было взглянуть на легкое изнутри. Отыскать след от укола в полутемной кузнице оказалось непросто, спина у меня заболела, и я выпрямился, но Томас вдруг вскрикнул, и я вновь склонился над легким. Томас показал на маленькое темное пятнышко и довольно присвистнул.
– Вот где орудие вышло. Я почти уверен. – И он наклонился над сердцем.
Внезапно я догадался, что он рассказывал про деревеньку в пустыне и пытался отыскать ранку от укола для того, чтобы отвлечь меня от отвратительного зрелища, какое являл собой вскрытый труп, он хотел, чтобы я позабыл о сладковатом запахе крови и меня перестало тошнить. Усмехнувшись, Томас выпрямился. На губах у него появилась торжествующая улыбка: ответ на свой вопрос он получил. Графа ранили в грудь, и орудие пронзило сердце.
Я махнул рукой туда, где на стене висели инструменты для обработки дерева:
– А могли его ударить шилом?
– Сейчас проверим. – Томас взял шило и поднес острие к сердцу графа.
– Нет, оно слишком короткое и не достало бы до сердца. К тому же мне кажется… – схватив графские камзол и жилет, он расправил ткань с левой стороны, – что его поразили более тонким предметом.
Томас проткнул жилет шилом рядом с уже имеющимся отверстием от орудия убийства. Все сомнения рассеялись – графа убили и совершили это преднамеренно. Томас принялся сравнивать:
– Видишь, дырка, оставленная шилом, почти в два раза больше, чем отверстие, оставленное убийцей, – профессор отложил шило и одежду в сторону, – тот, кто это проделал, не силен в анатомии. Если бы он ударил вот здесь, – и Томас показал на сердце под грудной клеткой, – то даже шила было бы достаточно, причем в этом месте не так много мышц. Но с другой стороны, – он пожал плечами, – кому подобное придет в голову?
Мы как раз затолкали легкое обратно, когда руки у меня обдало холодом, а какой-то странный звук возле двери заставил нас повернуться. В низком дверном проеме скрючился Альберт – его мучили приступы тошноты, а лицо было таким же бледным, как у графа. Круглыми от ужаса глазами он уставился на покойника, а потом перевел взгляд на Томаса – руки у того были заляпаны запекшейся кровью, и он почесывал локоть о торчащее из графской груди ребро.