Судный день
Шрифт:
Женщина сердито тряхнула головой:
– Я не вчера родилась! Нойды чувствуют, когда духи хотят им что-то сказать! Это и есть ответ – я знаю!
Томас скривился, но не стал возражать и спросил:
– И кто эта девушка? И мальчик?
– Этого сон мне не раскрыл. Больше я ничего не знаю.
– Что за чертовщина, – Томас осекся и, старясь успокоиться, с досадой махнул рукой, – и что мне делать с твоей историей? Летним днем молодую девушку насилует группа солдат… – Он вдруг умолк и, поглаживая бороду, прищурился. – А какое у этих солдат было обмундирование?
Бигги запомнила
Я попытался вспомнить ту Марию, какой она предстала передо мной ночью – обнаженную, нежную и ласковую… Вспомнил прикосновения ее мягких губ… Но эти губы не озаряла улыбка – они вдруг скривились – с них слетали оскорбления и отвратительные злобные слова. Слова, поразившие меня, слова, которые… Я открыл глаза и в ужасе уставился в потолок. Я вспомнил ее последние слова!
23
Форма солдат датской королевской армии.
Я выпрямился – чересчур быстро, отчего мою голову пронзила такая боль, что я вскрикнул. Томас, который до этого задумчиво теребил многострадальную пуговицу на жилете, посмотрел на меня встревоженно.
– Петтер, ты что?
Бигги тут же подскочила к кушетке и уложила меня на подушку.
– Ма… Мария… – пробормотал я, – она сказала, что знает… кто убийца… – Эти слова высосали из меня последние силы.
Томас склонился надо мной:
– И кто это?
– Нет… Она не… не сказала…
– А-а… – Томас постарался скрыть разочарование, – не сказала… – Он задумчиво посмотрел на меня. Казалось, он смотрит куда-то сквозь меня. А затем профессор вдруг снова опомнился. – А почему не сказала?
– Она… – я растерялся, не зная, что сказать, – она хотела меня подразнить. Рассердилась… Нет… не знаю… Может, она и не собиралась этого рассказывать… – От напряжения подмышки у меня вспотели, на лбу тоже выступил пот, и под повязкой зачесалось.
– Может статься, – сказал Томас, – что ты дал нам ответ на наше “почему”, а именно – почему ее убили. Если девушка каким-то образом разузнала, кто убил графа, и если убийца понял, что ей об этом известно, то для убийцы это было единственным способом заткнуть Марии рот.
Снизу, из хозяйских комнат, послышались громкие крики и шум, который потом немного стих, превратившись в беседу на повышенных тонах, хотя сами слова тонули в завываниях бури.
– … Мария могла увидеть или услышать что-то, – продолжал Томас, – вот только когда?
– В день убийства, когда она пошла переодеться, – перебила его Бигги, – помните, я рассказывала, что она случайно облилась водой, пошла переодеться и долго не возвращалась. Из окна
– Это похоже на правду. Кого здесь не было, пока Мария переодевалась у себя в комнате? Это помогло бы нам сузить круг подозреваемых.
– Кроме меня, тут никого не было. Затем вернулась Мария, потом Тённесен с пастором, а следом и вы явились. Дальше вам все известно.
Что-то здесь было не так… Я точно знал… Что-то изменилось, ведь вчерашним вечером ее рассказ звучал иначе… Я вдруг вспомнил, как тем вечером отметил про себя что-то важное в рассказе Бигги… Ход моих мыслей прервал тихий стук в дверь – такой тихий, что мы втроем сперва переглянулись, сомневаясь, что слышали стук. Затем Томас поднялся и сказал:
– Войдите!
Дверь приоткрылась, и на пороге появилась бледная госпожа фон Хамборк. Она неуверенно оглядела нас по очереди, пока ее взгляд не остановился на Томасе.
– Профессор сейчас очень занят? – Она запнулась и посмотрела на Бигги.
Томас понимающе кивнул и, обращаясь к Бигги, попросил:
– Будь любезна, принеси нам чего-нибудь попить. Саамка молча встала и вышла.
Дождавшись, когда Бигги поравнялась с ней, трактирщица кивнула на повязку на моей голове, будто хотела похвалить ее. Она села на стул и принялась нервно теребить массивное золотое кольцо. Свое обручальное кольцо.
– Чем могу служить? – спросил Томас.
– Я неважно… как профессор, наверное, заметил, в последнее время я неважно себя чувствую. Желудок беспокоит… Не принимает пищу… Мой супруг считает, что это началось с появлением здесь колдуньи, – она хихикнула и посмотрела на дверь, – но я с ним не согласна… И еще я стала необычайно раздражительной, вспыльчивой… – Она умолкла и, похоже, продолжать не собиралась.
– Хотите, чтобы я вас обследовал и выяснил, какой недуг вас беспокоит?
Трактирщица едва заметно кивнула. Разглядывая ее профиль на фоне окна, за которым начали сгущаться сумерки, я видел, что, несмотря на страх и тревогу, черты ее лица сохранили присущую им решительность. Сбоку ее крупный нос казался почти мужским. Однако в облике женщины чувствовался какой-то надлом, будто печаль окутывала всю ее серой мрачной пеленой. Томас поднялся и подошел к двери.
– Мне известен ваш недуг – в нем нет ничего необычного, – спокойно сказал он, повернувшись к двери спиной и положив руку на дверную ручку, – но о его сути догадался вовсе не я, госпожа фон Хамборк. – Профессор приоткрыл дверь и выглянул в коридор.
Через минуту в комнату вернулась Бигги – она принесла кувшин с пивом и четыре кружки. Разлив пиво по кружкам, саамка протянула одну трактирщице.
– Первой о причине вашего недомогания догадалась Бигги. Помните тот вечер, когда она помогала уложить вас в постель? Потом, когда ее начали обвинять в колдовстве, Бигги рассказала мне обо всем. И с первых ее слов я ни секунды не сомневался в ее правоте. – Томас взглянул на Бигги: она наклонилась и взяла хозяйку за руку. Госпожа фон Хамборк смотрела на саамку так, будто ожидала смертного приговора.