Суеверный
Шрифт:
Прищурив глаза, он обернулся к Мильтону.
– Настоящий?
Мильтон хихикнул.
– Ну да! Это моя бабка. Я оставил его себе после похорон.
Лайам недоверчиво посмотрел на него. Пристально оглядев приятеля, он решил, что тот шутит. Они оба рассмеялись.
– Я приобрел его на блошином рынке, – признался Мильтон. – Знаешь, я назвал его Морисом. В честь моего прежнего декана в Бингхэмптоне.
– Очень мило. Придает комнате определенную атмосферу, – Лайам взял в руки белую коробку. – Ох, я совсем забыл!
Коробка была
– Мне очень жаль, что Маргарет не смогла прийти, – сказал Мильтон. – Какая досада!
Лайам сунул коробку в руки Мильтону.
– Мне тоже очень жаль. Но у Маргарет жуткая головная боль. Приступ мигрени. Ничем нельзя помочь. Ей ничего не остается, как лечь в постель и уснуть.
Мильтон посмотрел на подарочную коробку.
– Ты не должен был приносить никаких подарков. Ты же знаешь, это не день рождения!
Лайам улыбнулся.
– Это совсем небольшой подарок. Просто, чтобы в доме было уютнее. Ну, давай же! Открывай!
Из прихожей донесся смех. Громкие голоса заглушила фортепьянная музыка. Мильтон понял, что прибыли новые гости. Он задумался о том, придет ли Лейла Шумахер с кафедры французского языка. «Я бы не прочь преподать ей несколько уроков французского», – подумал он.
Прошлый раз женщина прошла мимо, покачивая такой великолепной попкой, что Мильтон едва удержался, чтобы не шлепнуть по ней.
Мастурбируя в душе перед вечеринкой, он мечтал о Лейле Шумахер. И это уже не в первый раз. Мильтон представлял ее в душе рядом с собою. Представлял, как по ее коже течет горячая вода. Как вода течет по ее расставленным ногам. Льется вниз. О, Господи! Временами желание было просто невыносимо. Может быть, ему удастся уговорить ее остаться после того, как все уйдут. Показать ей вид на лес из спальни...
– Давай же, Мильтон, открывай!
Мильтон сражался с розовой лентой. Он почувствовал, что его мужская плоть напряглась и отошел за письменный стол. Снял крышку с коробки. Сорвал два слоя оберточной бумаги... И уставился на кусок каменного угля размером с футбольный мяч.
– Уголь? Ничего не понимаю!
Карие глаза Лайама вспыхнули. Он не улыбнулся.
– Это совершенно особенная вещь, Мильтон! Я хочу, чтобы она принадлежала тебе. Этот кусок упал с тележки с углем, когда мне было девять лет.
– Прости, не понял?
Мильтон вынул уголь. Коробка упала на стол.
– Уголь принято дарить детям на Рождество, когда они плохо себя ведут, не так ли?
Лайам взял массивный кусок угля из рук Мильтона и погладил его.
– Он принесет тебе удачу. Это шотландское суеверие: если с тележки с углем падает кусок, и тебе удастся первым схватить его, нужно перебросить свою добычу через правое плечо.
Лайам протянул уголь Мильтону.
– Я делал так, когда мне было девять лет. Я тогда жил на родине. Я бегал за грузовиком с углем до тех пор, пока он не разбился. Я смотрел, как из него вываливается уголь. Это было очень увлекательно! Я хватал уголь и швырял его через правое плечо. Я с тех пор всегда так делаю. А теперь я отдаю его тебе.
Мильтон недоверчиво посмотрел на Лайама.
– Ты уверен, что хочешь расстаться с этим сокровищем?
– Приходя в новый для меня дом, я всегда приношу что-нибудь такое, что приносит удачу, – он сказал это совершенно серьезно, без всякой иронии.
– Ты что, и в самом деле во все это веришь? – проворчал Мильтон.
На губах Лайама появилась легкая улыбка.
– Приходится. Это моя работа.
Мильтон подержал черный, как смола, кусок в громадной ручище.
– Некоторые из твоих студентов считают, что старинные предания, которые ты им рассказываешь – редкая чушь.
Лайам удивился:
– Ты разговаривал с моими студентами?
Мильтон усмехнулся.
– Приходится. Это моя работа.
– Некоторые из них имеют наглость утверждать, что фольклор сегодня не актуален. Я стараюсь разубедить их в первые же несколько недель. Я делаю это так...
– Привет!
Дверь кабинета настежь отворилась и в комнату вошла хорошенькая молодая женщина с каштановыми волосами, завитыми колечками. На ней было свободное вылинявшее платье из джинсовой ткани. Три верхних пуговицы были расстегнуты, открывая нежную кожу цвета слоновой кости.
Мильтон перевел взгляд с ее груди на лицо и тотчас узнал женщину.
– Девра! Привет!
Молодая женщина удивленно смотрела на Лайама.
Хозяин дома повернулся к Лайаму.
– Ты знаком с Деврой Брукс? Она у нас преподаватель ораторского искусства.
Мильтон обратил внимание, что Лайам замер от удивления. Затылок его неожиданно покраснел.
– Доктор О'Коннор! – воскликнула пораженная женщина, бросилась вперед и протянула Лайаму руку.
– Ты так неожиданно покинул Чикаго, что я не успела с тобой попрощаться!
– Ну... В таком случае, прощай и здравствуй!
Лайам взял ее руку двумя своими.
Такая сердечная улыбка.
– Рад снова видеть тебя, Девра! Какой сюрприз!
«Черт побери его ирландское обаяние! – с горечью подумал Мильтон. – И как только он умудряется включать и выключать его по своему усмотрению? Но есть и гораздо более интересный вопрос: откуда Лайам знает нашу маленькую Девру? Почему он покраснел и встревожился, когда увидел ее?»
Могу поспорить, что они были близки. Там, в Чикаго.
– Я приехала сюда в середине семестра, в прошлом году, – объяснила Девра, отбирая руку у Лайама и засовывая обе руки в карманы платья.
– После Чикаго это совершенно другой мир. Мур-колледж гораздо меньше. Это все равно, что перейти работать в деревенскую среднюю школу!
– Ну уж нет! Мы не средняя школа!
– Для меня это тоже большая перемена, – признался Лайам, ласково улыбаясь собеседнице. – Так приятно встретить знакомое лицо. Где ты живешь, Девра?