Суфии
Шрифт:
Халлад (ХаЛЛаД) = увековечивать что-либо.
ПОДОПЛЕКА: 1. ПУТЕШЕСТВЕННИКИ И ВИНОГРАД
Ахлад (АХЛаД) = наклоняться вперед, быть полностью преданным (другу).
Хулд (ХуЛД) = вечность, рай, продолжительность.
Хулд (ХуЛД) = крот, полевая мышь, жаворонок.
Халад (ХаЛаД) = мысль, ум, душа.
Аль-Хуалид = (АЛЬ-ХУАЛиД) = горы, скалы, подпорки (для кувшина).
С точки зрения суфия данная группа слов, сконцентрированная вокруг основного корня, содержит в себе важные для развития человека понятия. Эти слова можно назвать чуть ли не картой суфизма. По счастливому совпадению, слово «крот» может служить в качестве символа ума или мысли. Тот же самый ум заключает в себе вечность, непрерывность, опору. Суфизм связан с увековечиванием человеческого сознания через его источник в уме. Преданность
Итак, эта эзоповская басня учит нас не только тому, что «шарлатана разоблачить несложно», как склонны думать комментаторы. Нет нужды отрицать, что такую функцию она могла выполнять веками, но поскольку в ней используются слова: ладан и крот, которые согласно суфийской традиции могут иметь скрытый смысл, это дает нам ключ к ее пониманию. Рассматривая в этом свете большое количество литературного и философского материала, мы неизбежно вспомним слова Руми, который, подобно Эзопу, был великим баснописцем Малой Азии. Он говорит, что сам канал может и не пить, но он доносит воду до жаждущих. Те, кто отнесется с интересом к подобной интерпретации кротового символизма, смогут очень ясно почувствовать, что непринужденная, законсервированная на века мудрость Эзопа сумела сохранить для нас питательное вещество, которое мы в ней сейчас находим.
Руми, живший спустя почти две тысячи лет после Эзопа, сказал: «Сказка, придуманная или возникшая иным образом, высвечивает истину».
Нет необходимости особо углубляться в арабский язык как таковой – подлинный источник семитской версии, откуда и происходит эта басня Эзопа. Он полезен нам только как инструмент, ибо, как показали филологи, этот язык сохраняет в тесной связи, сгруппированные согласно первобытным образцам, слова, значения которых претерпели значительные изменения в других семитских языках.
И на Западе, и на Востоке можно найти множество примеров подобной кристаллизации учения в литературе, ритуалах и народных поверьях. Многие такие явления считаются несерьезными, например, шутки, приписываемые Насреддину, Джо Миллеру и другим, они ценятся ради самого очевидного их смысла. Или взять хотя бы Омара Хайяма: чтобы заставить читателя мыслить яснее, этот поэт низводил жизнь до абсурда, что было упущено в анализе большинства его стихов, в результате их автора объявили пессимистом. Другим подобным примером является Платон: его материалы, с суфийской точки зрения, предназначались для того, чтобы показать ограниченность формальной логики и то, с какой легкостью люди делают неправильные выводы, исследователи же приписали этот недостаток самому Платону, полагая, что его рассуждения ошибочны. В некоторых случаях, как это произошло с Эзопом, тот или иной канал все еще несет воду, хотя его и не считают каналом. А бывает и так, что, опираясь на различные логические обоснования, люди придерживаются бессмысленных верований и ритуалов до тех пор, пока те не утрачивают всякую реальную динамику и могут представлять интерес только как антиквариат. Вот что сказал об этом великий суфийский поэт Джами: «Сухое облако, лишенное воды, не способно пролиться дождем». И все же, такие культы, являющиеся всего лишь подделками под тщательно продуманную символику, основанную на поэтических аналогиях, продолжают серьезно изучаться. Одни люди полагают, что подобные образования содержат в себе какие-то метафизические или магические истины, другие придают им некую самостоятельную историческую ценность.
В тех случаях, когда культы и человеческие объединения преследуют некую цель, которая первоначально была выражена сочетанием определенных ключевых слов, чтобы служить своего рода картой путешествия, необходимо знать, что именно этот фактор лежит в основе их образования, если мы хотим понять эти культы или даже просто проследить их историю. Арабскому языку, в силу его математической структуры, а также потому, что в средние века он был избран в качестве основы для передачи особого знания Востоку и Западу, придается огромная важность в таком исследовании.
Опять-таки, благодаря почти алгебраическому методу образования слов из трехбуквенных корней, арабский язык отличается очень большой простотой, совершенно неожиданной для тех, кто с ним незнаком. Во многих случаях мы имеем дело только с отдельными
2
См. примечание «Языки».
Взаимоотношения родительницы и ребенка (крота и его матери), согласно суфийскому символизму, указывают на подготовку к обретению совершенного «видения», а также на высшую форму взаимосвязи между суфием и совершенным «видением» объективной истины. Для суфия религиозное воплощение или демонстрационная модель подобных взаимоотношений является всего лишь грубым или вторичным методом передачи некоего события, пережитого отдельным индивидуумом или группой – т. е. религиозного опыта, указующего путь к самореализации.
«Достигший совершенства суфий – велик и возвышен; он чист. С помощью любви, работы и гармонии он добился высшего мастерства. Все секреты ему открываются, всё его существо проникнуто волшебным блеском. Он Руководитель и Странник, идущий Путем беспредельной красоты, любви, знаний, могущества, завершенности; он Страж древней Мудрости, Первопроходец к высшим тайнам, возлюбленный друг, само бытие которого опьяняет нас, придавая новый смысл человеческому духу».
Вышеприведенное описание суфия принадлежит современному писателю, который не относится к их числу, хотя и провел какое-то время с теми, кто следует Путем Любви.
Духовно не преображенному человеку кажется, что суфий изменчив, но для тех, кто обладает внутренним восприятием, он остается одним и тем же, ибо сущность его неизменна. Один из ученых Кашмира, веками бывшего одним из центров суфийского учения, еще в XVII в. проделал работу, которую сегодня можно было бы назвать обзором наиболее общих особенностей, присущих суфийским мистикам. Речь идет о Сираджеддине, который объездил не только все соседние страны, но побывал также на Яве, в Китае и Сахаре, встречаясь с суфиями и записывая их устное наследие. Он пишет:
«Суфий – это совершенный человек. Когда он говорит: «Среди роз будь розой, среди шипов будь шипом», – речь идет не обязательно о поведении в обществе. Суфии – это поэты и влюбленные. В зависимости от того, в какой почве произрастает их учение, они могут быть солдатами, должностными лицами или врачами. Глазам стороннего наблюдателя они могут показаться магами, мистиками или же мастерами какого-то непостижимого или бессмысленного ремесла. Бели вы считаете их святыми, их святость окажет на вас самое благотворное влияние, если же вы сотрудничаете с ними как их коллега, вы сможете получить пользу от общения с ними. Мир для них – инструмент, посредством которого они шлифуют и полируют человечество. Отождествляясь с процессом непрерывного творения, они и сами становятся создателями совершенных людей. Некоторые из них разговаривают, другие молчат, третьи, как кажется, беспрерывно двигаются, четвертые остаются на одном месте, занимаясь обучением. Для того чтобы понять суфиев, необходимо использовать интуитивные способности, которые в обычном состоянии подавляются их дружественным врагом – логическим умом. Пока вы не научитесь понимать нелогичность и скрытый в ней смысл, избегайте суфиев или пользуйтесь только их ограниченными, понятными и самоочевидными услугами». [3]
3
Safarnama of Sirajudin Abbasi, 1649.