Сухие бессмертники. Боевик
Шрифт:
– Вот уже почти месяц брожу по городу как… грязная мразь. Я стала бояться людей. Я больше не чувствую себя порядочной женщиной! Каждый может схватить за руку, затащить куда-то… Это невыносимо! Если я не найду этого мужчину, я сойду с ума. Я должна его выследить! Не могу и не хочу терпеть унижение всю оставшуюся жизнь. Но самое тяжелое, нет во мне прежнего равновесия. Меня раздирает борьба души и сердца. Душа плачет, умоляет смириться, а сердце требует действовать, действовать, действовать…
– Я вас понимаю. Душа живое существо, в нас она
– Душа во мне как нечто постороннее. Она только осуждает, осуждает… Не знаю кого слушать… Вы помните Тиля Уленшпигеля? "Пепел Клааса стучит в мое сердце"?
– Это же средневековье, дикари! Предрассветные Сумерки Цивилизации. Возмутительно, понимаешь ли! Это же надо! Кровь проливается ради торжества Справедливости кулачного права. Вы хотите вернуться в джунгли, к приматам!? Хватит шуток! Хватит крови!
С каждым словом экстрасенс взвинчивал голос. В нем прорезался мальчишеский дискант. Его удивляло, как это умная женщина не может понять таких простых истин. Ему было невдомек, что отчаявшаяся женщина своенравно не желала понимать этих прописных истин, что несчастная и жила только благодаря подпитки энергией ненависти.
– Я не шучу, уважаемый доброхот! – Заорала Каравайникова – Начните вашу проповедь с подонка!
Экстрасенс понял, что увлекся. Он помолчал немного, и голос его снова стал вкрадчиво проникновенным.
– Лапочка вы моя! С ее суровым требованием – пускать кровь негодяев, ваша метафизическая Справедливость жестока до крайности. Ваша Справедливость насилия не порождает мира. Это жалкий способ оправдать мордобой на экране. Не переносите самосуд прерий с экрана в реальность.
– Не забудьте сказать, что моя Справедливость порождает ответную волну жестокости. И простите мой истерический крик.
– Не огорчайтесь, я сам виноват. Я хочу сказать, – вы, Полиночка, не победите, если не будете сражаться с негодяем на равных, не будете использовать его подлые приемы и методы борьбы. Вам придется слишком многое перешагнуть в душе, чтобы стать на одну доску со своем обидчиком. Вы не сможете бороться, находясь с негодяем по разные стороны баррикады. Вам придется бороться на одной стороне, на его стороне, бороться без благородных правил дуэли, применять самое гнусное оружие – коварство и притворство.
– Я не боюсь. Мое дело правое. – Перебила Каравайникова досадующего собеседника.
– Вранье, моя дорогая. Вы боитесь и будете бояться своей Справедливости до самой смерти. Справедливость вам не помощница, она использует вас и бросит в самую трудную минуту. В минуту раскаяния.
– Ну и пусть! – Отчаянно храбрилась Каравайникова.
– Глупо! Глупо! После убийства человек не может оставаться человеком. Это выше человеческих сил. Нельзя стать убийцей на время, на время мести, а потом вернуть себе самоуважение, снова стать нормальным человеком. Кровопролитие заразительно. Убийство – болезнь. Вы никогда не выздоровеете.
Фаддей Капитонович был до отвращения
– Ладно. – Устало проговорила Полина. – Вы правы. Я сдаюсь. Выбора у меня нет. Своим вегетарианским чистоплюйством вы толкаете меня на самоубийство… Это более гуманный способ решить мои затруднения. Не так ли? – Невнятно пробормотала Полина свой последний козырь.
Фаддей Капитонович пропустил мимо ушей бормотание Полины. Мало ли что скажет кровожадная идиотка, чтобы оправдать свою свирепую страсть к насилию. Пожалуй, он считал, что лучше бы его знакомая идиотка совершила самоубийство, вместо того, чтобы унижать свое человеческое достоинство, пресекая чужую жизнь. Неважно в какой по качеству оболочке эта ничтожная жизнь теплится.
Каравайникова закусила губу. Убийство действительно изменит всю ее жизнь. Но иного способа утешить разбитое сердце – не было. Да что там темнить! Бедное сердце жаждало крови негодяя. Меньшим утешиться оно уже не могло. Так велико было причиненное негодяем горе, так велико было отчаяние.
" И я убью его". – Спокойно подумала Полина.
Пора заканчивать пустые препирательства с идеалистом.
Все, на что рассчитывала Полина, она получила. Она ожидала возражений, она желала возражений, она их получила. Уверенность в своей правоте, кажется, только окрепла. Хорошо бы Фаддей переломил ее упрямство, но он слабак. Расхожие возражения бедняги экстрасенса лишь закалили ее мяконькую решимость. Теперь она обладала стальной уверенностью: появился шанс взять себя в руки, покончить с колебаниями, самоубийства она не допустит. Придется смириться и послужить Справедливости в последний раз.
Полина собиралась проститься с тюфяком-моралистом, умиравшим от жалости к человечеству на другом конце провода, но трубка ожила.
– Душечка, если хотите, я приеду. Побуду с вами, а то не дай бог натворите вы беды. Где вы живете?
– Нет, нет! – Спохватилась Каравайникова.
– Тогда поезжайте к сестре. Пообщайтесь с племянницей. Это выдающееся по красоте созданьице. Пообщайтесь и красота смягчит вас. В такую минуту вам опасно оставаться в одиночестве. Может случиться непоправимое.
– Не смешите мои косички, дорогой мэтр. Я не сумасшедшая, чтобы надзирать за мной. Может быть, вам хочется вызвать для меня психушку? Извините, шучу. Спасибо вам на добром слове. Вы настоящий друг. Ваша проповедь укрепили мой дух. Дальше я пойду сама, одна, без духовного поводыря. Пойду до конца. Вы хорошо исполнили свой долг, я исполню свой.
– Бедная вы моя! Сколько в вас ярости. Кларочка считала вас созданием с другой планеты… Кстати, куда пропала Клара? Клара уехала на море и обещала ко мне вернуться… Она клялась мне… – Снова заволновался Фаддей Капитонович, вспомнив о своем неудавшемся романе с Закревской.