Сулла (илл.)
Шрифт:
Сулла улыбнулся добродушной улыбкой:
– Я же предложил им прекрасный выход, а они…
– Да, – сказали военачальники вполне согласно.
4
Войско, расположенное близ Нолы, предназначалось для борьбы против Митридата. Оно было оснащено новейшим тяжелым вооружением. Квестор Руф доложил Сулле, что баллисты и катапульты, полученные совсем недавно, отличаются большей дальнобойностью и убойностью. Это достигнуто за счет усиления тетивы, а также улучшенным качеством дерева, которое изгибается под действием тетивы. Это дало возможность значительно утяжелить ядра и стрелы для катапультирования. Команды, обслуживающие метательные
– Это так, – согласился Сулла, – невозможно путать два понятия: легковооруженные и тяжеловооруженные. Их назначения понятны. Последние должны прикрывать первых. Следовательно, щиты гоплитов, как их называют греки, ни в коем случае не должны поддаваться натиску врага. Они должны быть достаточно прочными, чтобы выполнить возложенную на них задачу. Что же до легковооруженных, то они должны быть минимально обременены оружием, то есть его тяжестью. И в то же самое время оружие их должно быть достаточно боевыносливым и предельно убойным.
Центурион, командовавший десятью баллистами, доложил, что в течение дня может сломить сопротивление небольшой, хорошо укрепленной крепости. Ядро, запущенное новейшей баллистой, пролетело расстояние в полмили и пробило покрытие из досок толщиною в три пальца.
– Это хорошо, – сказал Сулла.
– Вообрази, – горячо продолжал центурион, – что по воздуху летит камень с человеческую голову…
– На расстояние полумили?
– Нет, такое сверхтяжелое ядро попадает в цель на расстоянии двухсот – двухсот пятидесяти шагов.
– Неплохо! – воскликнул Сулла.
Даже самый критический смотр войску свидетельствовал о том, что в Ноле собрана действительно отборная и хорошо вооруженная армия. Должно быть, в Риме это понимают и, несомненно, беспокоятся по этому поводу. Но жребий брошен: убийство двух военных трибунов бесповоротно определило дальнейшее течение событий. Это значит – полный разрыв с Марием! Но не только разрыв, но и начало открытых военных действий. Поскольку Марий не кажет носа из Рима, – а это вполне можно понять, ибо нет у него за пределами города достаточной военной силы, – поскольку Марий в Риме, одна возможность, чтобы сразиться: это идти на Рим! По-видимому, сенат обеспокоен подобным оборотом, хотя еще никто не произнес вслух ни слова о походе на Рим. Даже Сулла не смел до поры до времени громогласно заявить об этом: ибо не бывало еще от века, чтобы римляне брали свой собственный город. Однако логика борьбы толкала только на этот путь. Что еще оставалось Сулле? Ждать, пока наберется сила у этого старикашки?
Стало быть, образ действий как бы подсказывался самим ходом событий. Вот так и бывает часто: ты уже не хозяин своей судьбы!
Сулла распорядился созвать своих ближайших помощников и, когда те явились, задал им вполне естественный вопрос: что же дальше? Поскольку никто не торопился отвечать на этот нелегкий вопрос, слово взял сам Сулла.
С виду он был спокойный. Жесты скупые, уверенные. Глаза светились голубизной. Казалось, ничто не заботит этого полководца, кроме погоды, которая начала портиться. Со стороны Тирренского моря дул холодный ветер. Пузатые тучи обложили небо.
– Соратники, – начал Сулла, – я хочу обрисовать наше положение, каким оно мне представляется… – И осекся. –
– Я здесь, – сказал пожилой человек с голым черепом. Он держал в руках дощечки и стило, готовый по первому знаку зафиксировать скорописью то, о чем будет здесь говорено…
– Соратники, – продолжал Сулла, – в свое время надлежащим образом было решено, что для войны против Митридата образуется особое войско. И оно образовано. Мы – его часть. Мы – его ядро. Таким образом, Понтийская империя Митридата должна была подвергнуться жесточайшему испытанию римским оружием. Еще год назад. Но время шло, и, вместо того, чтобы воевать в Малой Азии и добывать золото, мы находимся здесь, в Ноле. Мы уже отлежали бока. И все это по вине тех, кто пытается диктовать нам из Рима свою глупую волю.
Сулла говорил не очень красиво. У него как у оратора было немало соперников. Однако ни он сам, ни его враги не придавали особого значения его ораторскому искусству. Важнее было не то, как он говорил, а то, что говорил. Важнее было уловить скрытый смысл его речей, чем следить за его жестами, правильным произношением и вкраплениями греческих выражений. Да и сам Сулла никогда не претендовал на роль капитолийского оратора. Он старался не напрягаться, часто повторял – для вящей убедительности – отдельные слова, а иногда и целые фразы. Он как бы вдалбливал свою мысль в голову своего слушателя. Глуховатый, бесцветный голос его никого бы не взволновал, если б не принадлежал этот голос именно Сулле.
Сулла говорил:
– Это наше войско приглянулось Марию. Ему хочется напоследок сразиться с Митридатом – с человеком цветущего здоровья, больших познаний и энергии. Если это разрешить Марию, то, значит, пренебречь интересами Рима, всего отечества. Кто это позволит? Разве римский народ допустит до этого? Никогда!
Его слушали внимательно. Все, что говорил Сулла, – истинная правда. По-видимому, так оно и есть. Во всяком случае, с его точки зрения. И с точки зрения его друзей. Слушали внимательно еще и потому, что момент был воистину критический. Все зависело от того, как развернутся события. А в том, что они развернутся, да еще с особенной силой, в этом не могло быть никакого сомнения…
– Итак, с одной стороны – римский новоявленный диктатор, немощный духовно и физически, а с другой – мы. Мы с вами, войско, готовое на подвиги во славу отечества. Что надо Марию? Ему нужны мы, чтобы с нашей помощью загрести несметные богатства в Малой Азии, потом пройтись по нашим горбам, заработанным нами в боях, и с триумфом возвратиться в Рим. Не правда ли, очень занятная картина?
Это действительно было бы омерзительно, и военачальники реагировали на эту мрачную картину, нарисованную Суллой, с великой неприязнью к Марию и римскому сенату.
Сулла продолжал:
– Итак, все золото римскому диктатору, его тирании и тем, кто поддерживает всю эту нынешнюю римскую мразь! А нам с вами – что? Пустые чаши с господского стола? Так, что ли? – Сулла возвысил голос. Он закинул голову и вскричал: – Нет! Нет! Нет!.. Не верно ли говорю?
Одобрительные возгласы были ему ответом.
– А мы что же с вами? Мы-то разве безголовые? Как бы не так! Римской тирании мы отвечаем провозглашением всех республиканских традиций, которые мы с вами клянемся защищать. Мне кажется, – я в этом даже совершенно уверен, – перед нами один-единственный путь: надо идти вперед, надо думать о Понтийской империи Митридата, не выпускать ее из виду до победы над нею! Мы должны вернуться из похода в Малую Азию людьми богатыми, людьми уважаемыми, наделенными землею в достаточном количестве. Ежели есть у кого-нибудь из вас на примете другой путь – укажите мне его. Мы посмотрим, что это за путь, и, возможно, он нам и понравится. Есть ли такой путь?