Сулла (илл.)
Шрифт:
– Верно. Не для того.
– Следовательно, великий Сулла, оно уйдет в поход.
– Но когда? – вопросил Сулла.
Буфтомий внимательно поглядел в голубые глаза, которые зажили нынче жизнью радостной и счастливой. И гадатель понял все. У него уже был готов ответ. И все-таки решил ничего не говорить о сроке. Он сказал тихо, как бы про себя:
– Аппиева дорога… Рим… Эсквилинские ворота…
Впервые это было произнесено вслух.
– Что это значит? – чуть не в ужасе прошептал Сулла,
Гадатель молчал.
– Говори же, – теребил его полководец.
Буфтомий словно бы превратился в столб. Едва шевелил губами. И Сулла с трудом различил такие слова:
– Рим… Рим… Эсквилинские ворота… ворота…
Осторожно отпустил руку гадателя, в глазах которого горел неземной свет: это был свет луны, свет самой большой звезды. О боги, какой это был свет – совершенно неописуемый!..
– Буфтомий, – позвал Сулла тихо-тихо.
Но гадатель вперил свой взор в далекую точку. Он не видел никого, не слышал ничего.
«Что он говорит? – подумал Сулла. – Откуда ему все это известно? И что в нем за сила такая? Не замешаны ли здесь какие-либо соглядатаи?» И тут же признался себе, что про Рим никто и не заикался. Но откуда же взялся этот Рим у гадателя?
Вдруг Буфтомий встрепенулся. Словно бы пришел в себя от непонятного оцепенения. Протер глаза, как после сна, и улыбнулся. На его не по годам морщинистом лице обозначилась широкая, добродушная улыбка.
– Что? – спросил он.
– Ничего, – сказал Сулла, озадаченный слышанным. «Этот гадатель, несомненно, великий человек. Надо его приблизить к себе всеми силами», – решил Сулла. И добавил вслух: – Может, не следует тебе напрягаться, Буфтомий?
– Отчего же, – сказал гадатель, – все прошло, словно летний дождь.
– И ты можешь мне ответствовать?
– Да. Послезавтра.
– Что – послезавтра? – смущенно спросил Сулла.
– Послезавтра – в поход, – сказал гадатель, как о деле совершенно решенном и не подлежащем более обсуждению.
– Это окончательно, Буфтомий?
– Почти. Но завтра вечером я снова все проверю.
Сулла поблагодарил его и вспомнил, что за столиком ждет их прелестная Филенида.
– Значит – послезавтра? – переспросил Сулла.
– Выходит, так.
Сулла задумался. Прикинул в уме кое-что и пришел к выводу, что это и есть тот самый срок, который назначил сам. Но никому об этом не говорил, он и сам раньше не думал об этом!.. Почти то же о Риме. Никто не произносил этого названия в связи с походом. Откуда взял его Буфтомий? Неужели и это наитие? Великое наитие, присущее восточным прорицателям? А что же еще, если не наитие?..
Эпикед расставил ужин на столике. Чин чином. Как в римской вилле. Кто скажет, что все это в лагере.
Сулла начал с вина. Он ласково
Филенида одарила Суллу одной из тех обворожительных улыбок, которыми владела в совершенстве. Эта улыбка могла бросить к ее ногам даже гиппопотама.
– Разумеется, чистое, – проговорила она. Голос ее звучал звонко и уверенно. – Кто же портит вино водою?
– То есть? – Сулла вопросительно уставился на нее.
– У меня свое правило; не портить вино смесью. Этот ужасный греческий обычай, я уверена, скоро переведется у нас.
– Ого! – обрадовался Сулла. – У Филениды уже есть свое правило?
– И не одно, – поправила его девица.
– Прекрасно! – воскликнул Сулла.
Буфтомий был очень, очень доволен. Он выпил свою чашу и приступил к ветчине, предварительно выжав на нее пару лимонов. Набив рот, он похвалил хлеб, который, по его мнению, был хорошо выпечен из крупчатой муки.
Филенида глотками попивала вино и вовсе не стеснялась своих полуобнаженных ног, от которых Сулла не мог оторвать глаз.
– Да здравствует Филенида! – воскликнул он, осушая чашу.
И не выдержал: порывисто поднялся с места, подошел к ней. Взял за талию и приподнял; она была точно цесарка – нежная, гладкая, легкая. Увел ее подальше в угол, где недавно беседовал с гадателем.
– Я хочу кое-что сказать по секрету, – невнятно пробормотал Сулла.
– При нем? – удивилась девица, незаметно кивнув в сторону Буфтомия.
– А что?
Они оглянулись: гадатель был занят ужином. Он, казалось, никого и ничего не замечал.
Сулла прильнул к ее устам и очень скоро убедился в том, что они отвечают, причем с великим умением. Это его приободрило. Недавно провозглашенное им правило, согласно которому «палатки – священнее храмов», было уже забыто им.
– Что ты еще умеешь? – прошептал он ей на ухо.
5
Ровно в час утра заиграли трубы. Лагерь всполошился. Строились перед палатками манипулы, центурии. Раздавалась команда во всех концах лагеря. Младшие начальники повторяли приказы старших.
Войску надлежало: разбирать палатки, складывать солдатский скарб, крепить его к походным рогатинам, тщательно проверить оружие. Обозные телеги грузились под наблюдением помощников квестора, выкатывались вперед покрытые льняными грубыми чехлами баллисты и катапульты.
Очень скоро весь лагерь можно было обозреть из конца в конец. Сулла вышел на маленькую, чисто убранную преторию и обратился к войску с речью. А перед этим манипулы и центурии продвинулись – насколько это было возможно – поближе к форуму.