Сумасшедший домик в деревне
Шрифт:
Сойдя на следующей остановке, она промчалась мимо забора с нацарапанным на нем неприличным словом, влетела в подъезд, на стене которого было написано другое неприличное слово, и шагнула в лифт, украшенный затейливым ругательством. Не приходилось сомневаться, что, несмотря на всеобщую компьютеризацию, роспись стен по-прежнему оставалась самым массовым в стране способом самовыражения.
— Подождите, пожалуйста! — крикнула девушка, вошедшая в подъезд вслед за ней.
Полина подождала, и та благодарно улыбнулась, спросив:
— Мне на седьмой, а вам?
— Мне выше.
Как только двери лифта закрылись, девушка полезла в
— Ты за все получишь сполна, стерва!
Полине просто некуда было деться. Она попыталась увернуться, но девица оказалась проворнее, и шприц вонзился в плечо жертвы. Полина сделала глубокий вдох, чтобы громко закричать, но тут же обмякла и потеряла сознание.
ГЛАВА 3
Очнулась она в каком-то вонючем подвале с низким потолком и тусклой «грушей», болтающейся на черном шнуре. Она лежала на металлической каталке, накрытая чем-то грязно-белым, в одежде и с сумочкой под затылком. Язык был сухим и горячим, голова грозила расколоться, стоило только шевельнуться.
— Где я? — вслух просипела она, чтобы прогнать зародившийся в животе ужас, и тотчас все вспомнила.
Маньяка на остановке и девушку в лифте. Шприц, ненависть и обещание: «Ты за все получишь сполна, стерва!». Стало быть, это она, Полина, стерва. И она получит за все. Или уже получила? Может, ее жестоко избили? Надругались над ней? Вырезали у нее что-нибудь жизненно важное? При этой мысли адреналин будто взорвался в ее крови. Получился настоящий фейерверк, и она вскочила на ноги, отбросив простыню куда подальше.
Зубы выбили затейливую дробь, и Полина ощупала себя двумя руками. Вроде бы все в порядке. И ничего не болит, кроме несчастной головы. А что, если ее сейчас схватят и начнут пытать? Она со всей возможной прытью рванула по коридору, выбрав направление наугад. Коридор сделал резкий поворот, и она увидела каталки, стоящие вдоль стен. На них лежали люди, с головой накрытые простынями. Вернее, не люди — тела.
Леденея, Полина бросилась на дверь, которой завершался коридор, и принялась биться в нее с остервенением. Через некоторое время загремел замок, дверь распахнулась, и возникшая за ней испуганная старуха в синем халате запричитала:
— Вы чего тут? Вы кто тут? Вы как тут?
Полина толкнула ее плечом и вырвалась на воздух. Было раннее утро. Рядом с моргом, где ее заперли, торчало здание больницы, похожее на тюрьму. Дальше, насколько хватало глаз, тянулись поля. Идиотские птички чирикали с таким упоением, точно жизнь была прекрасна.
— Где я? — спросила Полина у старухи, которая, ворча что-то себе под нос, крутилась поблизости. — Что это за место?
Оказалось, она находится за сто с лишним километров от Москвы. Чтобы добраться до железнодорожной станции, необходимо несколько часов топать пешком.
— Чего вы там делали? — сопя, спрашивала старуха, гремя ключами от морга. — Среди покойников?
— Я не знаю, что я там делала! — звенящим голосом ответила Полина. — Вы тут хозяйка/ Вот я у вас и хотела спросить, как я туда попала.
— Туда попадаешь, только ежели ты умер и тебя зарегистрировали.
— Значит, я умерла, — пробормотала Полина, чтобы отвязаться от бабки, которая,
В голове у Полины звенели осколки мыслей. На нее напали. Ей угрожает опасность. За ней следил маньяк. Максим не приехал на парижскую конференцию. Люда отдыхает в Болгарии и ничего не знает. Если она сейчас не уберется отсюда, ей снова сделают укол и спрячут в морге. А потом…
Что будет потом, Полина не знала. «Ты за все получишь сполна, стерва!» За что она получит? Что она сделала? Кто эта девица, которая зашла вместе с ней в лифт? Она никогда ее раньше не видела!
Дорога бежала вдоль леса, и, заслышав мотор, Полина бросалась в заросли кустарника. В конце концов она так вымоталась, что расплакалась от отчаянья. Потом вспомнила про мобильный телефон и полезла в сумочку. Телефона не было. Все остальное лежало на своих местах — кошелек, паспорт, ключи от квартиры Анохиных, лысая от старости расческа. Позвонить кому-нибудь и позвать на помощь было совершенно невозможно. Впрочем, куда ей звонить? Разве что тете Мусе? Эдуард мог бы приехать и спасти ее. Если бы у него нашлось время и желание. Кроме того, ей вряд ли удастся внятно объяснить, где она находится.
Тем временем из-за поворота показался грузовик, полный людей, и Полина, выбравшись из лесу, сплясала неистовый танец прямо посреди дороги, отчего шофер изумился и немедленно затормозил.
— До станции! Умоляю вас! — прорыдала она, подпрыгивая и цепляясь за дверцу.
Возле платформы агонизировал убогий базар. Предприимчивые старухи торговали кусками пемзы, чудовищных расцветок полотенчиками и мыльницами для командировочных. Увидев среди разложенного на газетке добра маленькую толстую отвертку, Полина немедленно купила ее и зажала в кулаке. Пусть только кто-нибудь попробует броситься на нее со шприцем!
Очутившись в конце концов в электричке, она забилась в угол вагона и застыла там, сжимая отвертку в потной ладони. Какой-то дядечка спросил, какая следующая станция, но Полина так на него посмотрела, что он отшатнулся и ускакал в другой вагон. Ехать в городскую квартиру двоюродной сестры и проверять, не лежит ли на полу бездыханный Максим, у нее не хватило мужества. Она вернется в дачный поселок, немного придет в себя и позвонит родственникам. А потом, наверное, сходит в милицию. Да-да! Обязательно надо пойти в милицию. Иначе что получится? За ней охотятся какие-то типы, а она оставит нападение без ответа?
Полине пришлось ехать с вокзала на вокзал, лезть в другую электричку и снова трястись в вагоне, а потом идти до поселка пешком. Она шагала широко, размахивая рукой с зажатой в ней отверткой, и была так подавлена, что даже не боялась давешнего маньяка, который вполне мог караулить где-нибудь в подлеске.
Она была уверена, что, когда доберется до места, ей немедленно полегчает. Не тут-то было! Само по себе убежище — это еще не все. Оказалось, что больше всего на свете ей хотелось увидеть Никифорова. Хотя бы издали. Однако дверь в его дом была заперта, и внутри не наблюдалось никакого движения.