Сумеречные Врата
Шрифт:
– Вы, на западе, легко смотрите на такие вещи. Для вонарца дочерняя почтительность и послушание всего лишь нелепые устаревшие предрассудки. Но у нас в Авескии им еще знают цену.
– Понимаю.
– Тогда вы должны понять и то, что мать, уже глубоко оскорбленная мной, никогда не простит мне второго предательства.
– Это не предательство.
– Она сочтет мой поступок изменой, и тогда уж наверняка изгонит меня из УудПрая - и из самого Кандерула. Я потеряю родину.
– У сиятельной гочаллы не достанет власти проследить за исполнением
– Тем более я должна буду почтить ее приказ. Я повинуюсь без рассуждений, поскольку ее власть законна и справедлива. Гочалле нет нужды утверждать свои права силой оружия. Можете ли вы понять это?
– Я понимаю и восхищаюсь. Но ведь я не прошу вас предать или ослушаться гочаллу. Я прошу только помочь мне проникнуть в Святыню, и не собираюсь ни воровать, ни осквернять ее. Мне нужно всего лишь получить некоторые сведения. Ваша мать ничего не узнает, ее законная власть не потерпит ущерба, а вы, гочанна, окажете услугу своей стране.
– Как все для вас просто!
– Совсем не просто, но я не вижу иного выхода. И по-моему, вы тоже это понимаете.
– Не знаю. Хотелось бы мне иметь вашу уверенность. Но одно я знаю твердо - мне нужно поразмыслить. Вам придется подождать моего ответа, Чаумелль.
– Я готов.
– А тем временем можете воспользоваться случаем отмыть для себя какую-нибудь комнату. Потому что, обещаю вам, здесь вы больше спать не будете.
А жаль.
– Ведра и тряпки я оставила в ванной, - продолжала Джатонди.
– Найдете там все, что нужно. Не пытайтесь работать в такую жару слишком быстро, и, пожалуйста, остерегайтесь змей.
– Само собой… - Змей?!
– Но сначала позвольте мне помочь вам с посудой.
– Он кивнул на грязные тарелки на столе.
– Нет. Поберегите силы. Они вам пригодятся, - не без злорадства посоветовала гочанна.
– Беритесь за дело, помощник второго секретаря. А я, пока вы потеете, отскребая полы, поразмыслю, чем боги отличаются от слонов.
Ренилл выбрал для себя внутреннюю комнату, ведущую в огромные покои, в старину служившие спальней восьми женам Ширардира. Выбранная им комнатушка в те времена использовалась как чуланчик для служанки. Он счел, что крошечную спаленку без особых украшений отмыть будет легче. На грязном, выложенном плиткой полу еще лежали древние ковры, загаженные до изумления. Окошко выходило в огороженный стеной садик.
Ренилл потел и скреб. Отмыл ковер и расстелил его сохнуть на солнце. Совет гочанны поберечь силы оказался к месту. Работа была еще далеко не закончена, а Ренилл уже обливался потом и совершенно выбился из сил. Конечно, коренной авескиец ни за что не стал бы работать в такой зной. В самые жаркие часы вся страна отправлялась на покой. Только вонарское упрямство не давало Рениллу последовать этому мудрому правилу.
Только через пару часов после полудня он позволил себе передохнуть, устроившись на полу и облокотившись о стену. В окно он увидел гочанну, которая прогуливалась, защищенная от солнечных лучей широкополой шляпой, сплетенной из речной травы, и кружевным зонтиком. Она шла медленно, склонив голову, в тревожной задумчивости.
Должно быть, девушка позабыла о появлении ядовитых ящериц. Или же, полагаясь на свой титул, верила, что эти твари не осмелятся напасть на Лучезарную.
Рениллу стоило немалого труда протиснуться в узкое окошко, но через минуту он уже стоял в сожженном солнцем саду, обшаривая взглядом буйные заросли сорняков и жалкие остатки кустарников, крышу и планки беседки, трещины мраморной стены…
К белому камню прижалось узкое крылатое тельце. Головка крошечного дракона высовывалась из темной расщелины.
Ренилл выломал сухую ветвь, подкрался и, прицелившись, с силой ударил.
Сухая ветка сломалась о мрамор. Обломки разлетелись во все стороны. Вивура скрылась в темной глубине трещины. Ренилл собирался заглянуть в убежище ядовитой твари, но поспешно пригнулся, когда она выскочила обратно, с шипением описала круг у него над головой и скрылась за стеной сада.
Ушла. Надолго ли?
Звук удара привлек внимание Джатонди. Обернувшись, она успела заметить улетающую ящерицу и поинтересовалась:
– Вы задумали самоубийство?
– А вы?
– За меня не беспокойтесь. Мне вивуры не опасны. Я ведь объяснила.
– Вы объяснили, но я от природы труслив. Снизойдите к моей робости, уйдите из сада.
– Ну хорошо, раз вы просите. Но вы в самом деле напрасно тревожитесь…
Она договаривала эту фразу уже за дверью. Оказавшись под защитой стен, Ренилл расслабился, но тревога не улеглась. Джатонди так и не дала ответа. О чем она думает, неизвестно, и не стоит спрашивать. Она сама скажет, когда будет готова.
– Закончили уборку?
– спросила Джатонди.
– Почти, гочанна. Я знаю, что вы думаете иначе, но уверяю вас, с этими ящерицами надо что-то делать. По-моему, вы не понимаете опасности…
Полная упрека поднятая бровь прервала его дерзкое заявление.
– Я понимаю больше, чем вам кажется, - в ее голосе появился ледок.
– Мне, например, известно, что вивуры, посланные жрецами-убийцами, не видят никого, кроме намеченной жертвы. А эта жертва - вы, заместитель второго секретаря.
– А вы верите в способность рептилий отличить одного человека от другого?
– Именно так. Вера - ключевой камень спокойствия души, без которого в нашем жарком климате невозможно существовать, - доброжелательно пояснила Джатонди.
– Я ценю вашу заботу, но вы напрасно тревожитесь обо мне. Вот вам не стоит появляться в саду. Лучше посидите дома.
И долго мне тут сидеть? Ренилл подавил готовый вырваться вопрос. Не надо ее торопить.
– Вы, должно быть, хотите пить.
– Джатонди явно простила допущенную им дерзость.
– Будете сок?