Сумерки империи
Шрифт:
Из-за этих проклятых вопросов я был на грани нервного срыва. Правда, в Мезидоне мне удалось разжиться новой газетой, прочитав которую, я немного успокоился. В газете было напечатано:
"Министр внутренних дел решительно опроверг панические слухи относительно судьбы Луарской армии.
Эти слухи распространяются злоумышленниками. Правда состоит в том, что армия в настоящее время находится в полной боевой готовности, и она полностью сохранила и даже усилила свое оснащение".
Я хорошо знал, что правительство в
Как ни старался я быстрее попасть в Тур, добраться до города мне удалось только к утру 8 декабря. В дороге я мечтал первым делом избавиться от костюма погонщика скота и вновь надеть военную форму. Мне страшно надоела меховая шапка, и к тому же за время моего отсутствия я ни разу не сменил белье, а поспать в кровати мне удалось только три раза.
В городе я отсутствовал всего лишь три недели, но за это время Тур стал неузнаваемым. Куда пропало выражение бравой уверенности на лицах горожан? Люди стали напряженными, передвигались все почему-то бегом и говорили тихими голосами. Чувствовалось, что творится что-то странное и таинственное.
Я явился в тот самый кабинет, в котором перед отправкой в Париж получал инструкции. Гордиться мне было нечем, но следовало объяснить, по какой причине я не смог выполнить задание.
В кабинете сидел все тот же сотрудник, который три недели назад, наскоро жевал хлебец за два су, но теперь он был занят еще больше, чем в прошлый раз. Чиновник раскладывал по папкам какие-то бумаги, правда сами папки он не ставил на полки, а сваливал на пол.
Чиновник даже не посмотрел в мою сторону, и мне пришлось напомнить ему, кто я такой и откуда явился. Только после этого он соизволил взглянуть на меня.
— Значит, вас не убили? — констатировал он скорее с удивлением, чем с интересом.
— Как видите.
— Но в Париж вы так и не попали. Следовательно, нет никакой разницы, живы вы или нет.
— Возможно, нет разницы для вас, но только не для меня. Ваши ожидания я не оправдал, но зато собрал кое-какие сведения, которые могут быть весьма полезны.
И я стал докладывать ему мои наблюдения относительно оборонительных работ, которые велись пруссаками. Слушая меня, он даже отложил в сторону свои папки и принялся сверять с картой те сведения, которые я ему сообщил. Кое-что он просил уточнить, причем вопросы он задавал столь уверенным тоном, что становилось ясно: ситуацию в стране он знал лучше меня. Поняв это, я не удержался и сказал, что, если бы он сразу сообщил мне все, что знал на момент моего отъезда, тогда, возможно, я не угодил бы в лапы пруссаков.
— Мы и сами всего этого не знали, — признался он.
Впоследствии я узнал, что карта, по которой он сверял полученные от меня сведения, была украдена в Версале у офицера германского штаба.
Я спросил у чиновника, где находится мой отряд, но он ничего не знал о его местонахождении и отправил меня в другой кабинет.
В другом кабинете служащие занимались точно тем же, что и мой предыдущий
Для кабинетных работников все это не имело никакого значения, я же оказался в полном тупике. В нынешней обстановке, чтобы разыскать мой отряд, я уже не мог пуститься в такое же путешествие, какое совершил в июле в Эльзасе и Лотарингии. Времена изменились, и предпринимать поиски в обстановке полного разброда было бессмысленно. Я попытался настоять на своем, но хозяева кабинета перестали обращать на меня внимание и продолжили беспорядочно сваливать свои папки на пол.
Во дворе префектуры мне объяснили, с чем связана эта упаковочная лихорадка.
— Правительство переезжает в Бордо, — сообщил один знакомый чиновник.
Однако пробегавший мимо другой чиновник заявил:
— Поступил уточняющий приказ. Мы остаемся на месте. Гамбетта сказал, что опасения всяких старушек для него не указ, и он никуда не поедет. Если мы эвакуируемся из Тура, то в провинции это воспримут крайне негативно, а когда эта новость дойдет до Парижа, нас обвинят в трусости и паникерстве.
— Зато уехав из Тура мы покажем всем, что не собираемся жертвовать стратегией в угоду бюрократическим играм. Думаю, нас поймут.
Возможно, кто-то мог бы это понять, но только не я. В тот момент Шанси вполне успешно противостоял пруссакам, да и армия Бурбаки демонстрировала высокий боевой дух. Спрашивается, зачем надо было при таких обстоятельствах столь стремительно покидать Тур? Ведь уже много раз порицали генералов за так называемые "организованные отступления". Получалось, что теперь по такому же пути пошло само правительство. Закрадывалось подозрение, что правительство слишком хорошо понимало, как в ближайшем будущем начнет складываться обстановка. Бегущая армия являет собой весьма грустное зрелище, но еще печальнее выглядит собирающееся сбежать правительство. Повсюду — в кабинетах, в гостиницах, на улицах — можно было видеть людей, спешно пакующих чемоданы. Все торопились на вокзал, чтобы успеть на первый попавшийся поезд. Но удивительнее всего было наблюдать, как в обстановке всеобщей сумятицы чиновники старались сохранить лицо и привычное доверие со стороны граждан. Были и такие, кто уверял:
— Все это лишь для того, чтобы не связывать руки правительству.
Черт побери, так можно договориться до того, что и солдат может бросить винтовку и бежать с поля боя, чтобы не связывать себе руки!
Поняв, что в такой обстановке ни от кого помощи ждать не приходится, я самостоятельно проанализировал мною же добытые сведения и пришел к выводу, что моя часть должна находиться в Бурже. Рассуждал я следующим образом: поскольку отряд находился на северо-восточном фланге Луарской армии, он не должен был идти на соединение с войсками генерала Шанси, которые действовали на западе. Из этого следовало, что отряд отступал вместе с дивизиями восточного фланга и мог находиться либо в Жьене, либо в Бурже.