Сумерки империи
Шрифт:
Отступление возобновилось 26 января. Нам сообщили, что двигаться предстоит в направлении Бурга и Лиона по горным дорогам Юры. Главнокомандующий лично наблюдал за нашим передвижением, и когда на дорогах возникали заторы, он отправлял офицеров разгребать нагромождения людей, лошадей, фургонов, снарядных ящиков и пушек. По воле случая я проходил мимо него и мне удалось внимательно его рассмотреть. Должен сказать, что мне не часто приходилось видеть выражение столь сильной печали и отчаяния. Мне даже показалось, что в его глазах стояли слезы. Когда он отдавал приказы, в его голосе слышались
Что и говорить, это было жалкое зрелище. Невозможно описать, как ужасно выглядели полки, управление которыми удавалось поддерживать лишь благодаря твердости офицеров. Одежда на солдатах превратилась в лохмотья, штаны у всех порвались до пояса, солдаты волочили ноги в стоптанных башмаках, сабо, домашних тапочках. Те, у кого не было шинелей, вырезали в одеяле дыру, просовывали в нее голову и использовали одеяло, как накидку. На фоне всей этой разношерстной убогости яркими пятнами выделялись человеческие лица, бледные от холода и лишений. Люди молча брели с опущенными головами, и время от времени по каждой колонне прокатывалась волна надсадного кашля. Услышав этот кашель, можно было сойти с ума. Несчастные солдаты провели несколько месяцев на холоде, ни разу не сменив мокрые рубахи, и теперь они кашляли так, словно собирались выплюнуть собственные легкие.
Впрочем, в колоннах маршировали лишь наиболее отважные и дисциплинированные солдаты, которые в случае необходимости еще могли построиться в боевой порядок. Но ужаснее всего выглядела толпа голодранцев, отставших по той или иной причине — случайно, от усталости или по трусости — от своих полков. Все эти зуавы, мобили, пехотинцы, стрелки остались без своих командиров и тащились по дороге, сбившись в кучи, словно стадо баранов. Если какой-нибудь офицер останавливал их и начинал делать выговор, они каждый раз отвечали ему с лукавой насмешкой:
— Не подскажите ли, господин офицер, где находится наш корпус?
Эти люди тащили в заплечных мешках неизвестно где похищенных кроликов, кур, куски хлеба. От солдатского довольствия их отлучили, и они были вынуждены самостоятельно заботиться о своем пропитании, воруя продукты у крестьян. В результате их действия настраивали крестьян против всей армии.
Что и говорить, это было жалкое зрелище
Вся дорога была усеяна жуткими свидетельствами наступившей катастрофы. Повсюду валялись снарядные ящики, в канавах стояли брошенные повозки, поля были усеяны мертвыми лошадьми, которые лежали, вздернув к небу окоченевшие ноги.
В один из дней, когда мы неспешно двигались по дороге, за нашими спинами неожиданно послышался непонятный шум. Оказалось, что какой-то генерал несся в санях, запряженных парой великолепных лошадей. Генерал завернулся в одеяла и кричал громовым голосом:
— Эй, прими вправо!
Тот, кто позволял себе замешкаться, сразу получал сильный удар тростью.
К ночи мы добрались до Орнана. Меня пустили на ночлег в один из домов, и я почувствовал
— Разыщи генерала Кордебюгля. Ему надо отправить в Безансон человека, которому можно доверять. Я сразу подумал о тебе.
Этот приказ я воспринял с чувством благодарности. Сам я не участвовал в боевых действиях, и меня это очень угнетало. Хотелось как-то проявить себя, и вот, наконец, мне представился случай.
Я узнал, где остановился генерал, и отправился к нему. У дверей его дома стоял фургон, из которого солдаты выносили ящики с мясными и овощными консервами. Генерала не было на месте. Я поручил ординарцу охранять моего коня, а сам вошел в дом с парадного крыльца. В доме царил переполох: готовили обед для генерала, что само по себе было делом чрезвычайно ответственным.
Наконец явился генерал в сопровождении своего адъютанта, которому он выговаривал на ходу:
— Не понимаю я вас. Вам было поручено найти для меня приличный дом. А здесь даже нет медной кастрюли на кухне.
— Но, господин генерал…
— В общем, сударь мой, из-за вас мне не могут приготовить приличную подливу.
Я подошел и доложил, что меня прислал капитан Омикур.
— А, значит, это вы поедете в Безансон? Как же вы проберетесь сквозь эту толпу, что заполонила дорогу?
— Лучше было бы, конечно, как-то срезать и пройти кратчайшим путем, но у меня нет карты.
Генерал подозвал адъютанта, и тот передал ему карту. Генерал расстелил ее на столе и стал изучать, но так ничего и не нашел. Повернувшись к адъютанту, он спросил:
— А покрупнее карты у вас нет?
Адъютант расстелил большую карту, но и по ней генералу ничего не удалось найти.
— Что-то здесь не то, — сказал генерал, подняв голову. — Как же тут проехать? Покажите этому парню дорогу. Послушайте, мой мальчик, то, что я скажу, очень важно. От вас потребуются ловкость и решительность. Вы вообще человек ловкий?
— Господин генерал, я сделаю все, что в моих силах.
— Вы должны решить поставленную задачу. Послушайте. Когда готовились к отъезду из Безансона, в спешке, похоже, забыли коробки с гусиным паштетом. Вам надо найти Клейна. Вы поняли, Клейна? Не перепутайте. Если умеете писать, лучше запишите. У него вы возьмете четыре банки паштета. Вот вам четыре луидора. Не потеряйте.
Наверное, я выглядел настолько ошалевшим, что генерал даже запнулся.
— Вам что-то непонятно?
— Да, сударь. Я все-таки солдат, а не повар.
Я не стал дальше слушать и ушел, а в спину мне неслись его проклятья. Сбитый с толку генерал орал, как безумный.
На следующее утро нам на дороге повстречался другой генерал, который совсем не был похож на генерала Кордебюгля. Мы как раз остановились в одной деревне, и в местной харчевне нас согласились покормить. Внезапно во дворе послышался непонятный шум, и мы вышли посмотреть, что там случилось.
Посреди двора стоял генерал, окруженный солдатами. Он размахивал руками и вопил: