Сумерки (Размышления о судьбе России)

Яковлев Александр Николаевич

Голушкевич В. С., генерал-майор, в начале Отечественной войны работал в штабах Центрального и Западного фронтов. В 1942 году его арестовали. Следствие велось до января

1943 года, а в дальнейшем около восьми лет он вообще не до­прашивался. Ввиду того, что он не признал себя виновным «в участии в заговорщической группе», в ноябре 1950 года ему предъявили новое обвинение — «в ведении антисоветских разговоров», и в марте 1952 года Военная коллегия осудила его к 10 годам лишения свободы.

Романов Ф. Н. — генерал-майор. В начале Отечественной войны был начальником штаба Южного фронта, затем на­чальником штаба 27-й армии. В январе 1942 года был аресто­ван за то, что будто бы вел антисоветские

разговоры и являл­ся участником антисоветского военного заговора в 1938 году. Следствие по делу тянулось свыше 10 лет. В августе 1952 года Военная коллегия осудила его на 12 лет лишения свободы.

Некоторые генералы скончались, не дождавшись суда. Например, контр-адмирал Самойлов, арестованный в июле

1941 года, умер в тюрьме 19 сентября 1951 года, причем с августа 1942 по декабрь 1948 года он вообще не допрашивал­ся. Умерли в следственной тюрьме арестованные в 1941—

1942 годах генералы Дьяков, Соколов и Глазков, причем они тоже не допрашивались годами.

Подобных примеров сотни.

27 декабря 1941 года издается постановление ГКО СССР № 1069сс, регламентирующее проверку и фильтрацию осво­божденных из плена и вышедших из окружения «бывших военнослужащих Красной Армии». С того момента все они направлялись в специальные лагеря НКВД. Эти лагеря пред­ставляли собой практически военные тюрьмы строгого ре­жима. Заключенным запрещалось общаться друг с другом, переписываться с кем бы то ни было. На запросы о судьбе этих людей руководство НКВД обычно отвечало, что никаки­ми сведениями не располагает.

Подобная судьба постигла и репатриантов. От докумен­тов, свидетельствующих о том, сколько пришлось пережить репатриантам, оказавшимся за колючей проволокой в прове- рочно-фильтрационных лагерях, можно сойти с ума.

К лету 1945 года на территории СССР действовало 43 спец- лагеря и 26 проверочно-фильтрационных лагерей. На терри­тории Германии и стран Восточной Европы работало еще 74 проверочно-фильтрационных и 22 сборно-пересыльных пункта. К концу 1945 года через эту сеть прошли свыше 800 ООО человек. Проверки длились годами, начальство не то­ропилось, поскольку спецлагеря и «рабочие батальоны» представляли из себя дармовую рабочую силу, сравнимую с той, что давал ГУЛАГ.

В районах Колымы, Норильска, Караганды, в Мордовии и Коми были созданы особые каторжные лагеря на 100 ООО че­ловек. Во Владимире, Александровске и Верхнеуральске — особые тюрьмы на 5000 человек. Не менее половины обита­телей этих лагерей и тюрем были лица, «подозрительные по своим антисоветским связям», — бывшие военнопленные и гражданские репатрианты.

Кремль вернулся к проблеме военнопленных только в 1955 году. Но вовсе не из-за милосердия, а совсем по другой причине. Председатель КГБ Серов сообщил в ЦК, что нахо­дящиеся на Западе «невозвращенцы» могут быть использова­ны в качестве боевой силы в будущей войне против СССР. С учетом предложений Серова 17 сентября 1955 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ам­нистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941—1945 годов». Вот так! Амнистия объявлялась тем, кто служил в полиции, в оккупационных силах, сотрудничал с карательными и разве­дывательными органами, но не касалась тех, кто без всякой вины оказался в советских лагерях. Амнистия не относилась и к тем людям, которые уже отбыли свои сроки на каторгах, в специальных лагерях, в рабочих батальонах.

Публикация указа вызвала поток писем в высшие партий­ные и правительственные инстанции. В результате была со­здана комиссия под председательством маршала Жукова. 4 июня 1956 года Жуков представил доклад, в котором впер­вые были приведены убедительные свидетельства произвола в отношении

военнопленных. Маршал поставил вопрос о пресечении беззакония. Записка вызвала острую дискуссию в Президиуме ЦК. Многие разумные предложения комиссии были отвергнуты. В Постановлении ЦК КПСС и Совета Ми­нистров СССР от 29 июня 1956 года «Об устранении послед­ствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей» руководство не пошло дальше амнистии. Реабилитации не последовало.

С тех пор правители СССР не хотели обращаться к про­блемам бывших военнопленных и гражданских репатриан­тов, полагая их исчерпанными. Как председатель Комиссии Политбюро по реабилитации жертв политических репрес­сий, я в 1988 году решил вернуться к этому вопросу. До­ложил Горбачеву. Михаил Сергеевич согласился с предло­жением, но посоветовал договориться с Генеральным шта­бом. Я дважды разговаривал по этому поводу с начальником Генштаба Ахромеевым, но безрезультатно. «Вы же фронто­вик, Сергей Федорович, знаете, как и я, почему попадали в плен наши солдаты. Давайте вернем честное имя сотням ты­сяч фронтовиков».

«Согласен с оценкой, — ответил Ахромеев, — но возра­жаю против реабилитации». По его логике, подобная мера может снизить боевой дух в армии, отрицательно скажется на дисциплине в ее рядах.

Полное восстановление прав российских граждан, пле­ненных в боях при защите Отечества, стало возможным лишь после Указа Президента Бориса Ельцина от 24 января 1995 года № 63, принятого по предложению нашей Комис­сии.

Вдумайтесь, читатель: справедливость удалось восстано­вить только через пятьдесят лет после окончания войны! Миллионы людей так и покинули этот мир оскорбленными, униженными, оплеванными властью.

Особенно преступной эта политика выглядит, когда узна­ешь об отношении к военнопленным в западных странах. По возвращении из плена их встречали как национальных героев, награждали орденами, офицеров повышали в звани­ях и должностях. За период пребывания в плену выплачива­лась заработная плата по должностям до пленения. Нахож­дение в плену рассматривается как участие в боевых дейст­виях.

9

В жерновах террора оказались не только социальные слои и классы, но и целые народы, насильно депортированные в районы Крайнего Севера и Сибири, в Казахстан и Среднюю Азию. В трагической судьбе поляков, крымских татар, нем­цев, чеченцев, ингушей, калмыков, балкарцев, карачаевцев, турок-месхетинцев, армян, болгар, македонцев, гагаузов, гре­ков, корейцев, курдов, финнов, китайцев, иранцев, монголов, латышей, эстонцев и многих других большевистский фа­шизм получил едва ли не самое концентрированное выраже­ние, обнажив античеловеческие основы своей национальной политики.

Практика насильственных депортаций началась задолго до Отечественной войны. Еще 26 апреля 1936 года СНК СССР принял постановление о выселении из УССР в Ка­рагандинскую область 15 ООО поляков и немцев как «не­благонадежных». Затем началась «чистка» приграничных районов. В первую группу депортированных были включе­ны 35 820 поляков. К одной из первых акций по депорта­ции относится переселение «неблагонадежных элементов» из приграничных районов с Ираном, Афганистаном, Тур­цией.

17 июля 1937 года ЦИК и СНК СССР издали постановле­ние об организации специальных запретных полос вдоль границ. И сразу же из Армении, Азербайджана, Туркмении, Узбекистана и Таджикистана переселили в глубь страны курдов. В том же году была проведена операция по массово­му выселению корейцев, проживавших в Бурят-Монголии, Хабаровском и Приморском краях, Читинской области, а также в Еврейской автономной области. Корейцев отнесли к благоприятной среде для японской разведки. Ежов докла­дывал: