Сумерки
Шрифт:
Старик сразу же очутился перед раскрывшейся дверцей. В машину ворвался его сердитый, прерываемый одышкой голос:
– Безобразие... Думаете, партии не стало, так мне пожаловаться на ваш произвол будет некуда... Какое вы имеете право?..
– Имеем, гражданин, имеем, - бубнил Леха, подталкивая его сзади.
– У нас приказ.
– Тогда покажите ордер, - потребовал старик, уже подняв ногу на ступенечку.
Витька схватил за рукав коричневого плаща и потянул на себя. Старик рванул руку, взвизгнул:
– Не трогайте меня, молодой человек!
Леха поднажал сзади, и старик очутился в машине, пошатнулся и рухнул на Витькино место. Витька поспешно сел напротив. Леха был уже в машине, согнувшись, торопливо поднимал стекла, задергивал реденькие шторы.
– Имейте в виду...
– снова начал старик, взмахнув руками.
– Я запишу ваши фамилии и...
Машина дернулась и Леха чуть не упал, но устоял, уперев руку в шершавую крышу.
– Пересядьте туда, - он ткнул свободой рукой на заднее сидение.
Старик встал, держась за стенку, и повернулся к ним спиной.
Леха мгновенно выхватил из-за бокового сидения большой гаечный ключ, обмотанный тряпкой, и, не размахиваясь, резко ударил старика сбоку по голове, за ухом. Старик не вскрикнул, не дернулся, упал мягко, как ватная кукла, лицом в кожу заднего сидения. Витька услышал негромкий стук и не сразу понял, что стучат его собственные зубы. Леха, кряхтя, перевернул старика на спину - спокойное лицо с закрытыми, как у спящего, глазами. От прыжков "рафика" мелко тряслась отвисшая, вся в складках, щека.
– Держи!
– Леха сунул Витьке в ослабевшие руки две толстые, с банковскими бандеролями, пачки розовато-желтых пятидесятитысячных. Витька с любопытством уставился на них. Как в кино, мелькнуло почему-то в голове.
"Рафик" перестал прыгать, с шелестом покатил по асфальту. Колям пригнулся к рулю, не оборачивался, под натянутой на спине рубашкой вырисовывались острые лопатки. Леха, опустившись на колени, какой-то бечевкой связывал старику кисти рук.
Машина снова запрыгала, затряслась, дробно застучали по низкому днищу камешки. Шторки были задернуты. Через ветровое стекло Витька увидел вдалеке высокие трубы, накрытые расплющивающимися подушками черного дыма, какие-то кирпичные башни. Завод, подумал он.
Между заводом и дорогой расстилался широкий пустырь, поросший колючей желтой травой и усеянный, точно шахматная доска, черными квадратами. "Рафик" съехал с дороги, прополз по траве и остановился. Леха тут же распахнул боковую дверцу, выскочил, повертел головой.
– Давай-ка, берись, - бросил он Витьке, всовываясь в машину и хватая неподвижного старика за плечи.
– Быстрее! И потащил его по полу.
Витька бросил пачки на противоположное сидение и схватил ноги чуть выше ботинок с тряпичным верхом. Старик оказался невыносимо тяжелым, а ноги были неприятно мягкими. Споткнувшись на ступеньке, Витька чуть не отпустил их.
– Быстрее, быстрее, - со свистом выдыхал сквозь зубы Леха.
Снаружи дыхнуло прохладой, пылью и какой-то мазутной гарью. Метрах в трех от машины лежало черное квадратное озерцо с бетонированными берегами.
– Раскачали, - прохрипел рядом Леха.
– Раз... Два... Давай!
Громко хлюпнуло, словно в воду бросили куль картошки, и старик неестественно быстро ушел в черное, непрозрачное. По озерцу пробежали круги, дважды утробно булькнули, лопаясь, пузыри. И все...
– Пошел, чего стоишь?
– Леха толкнул Витьку к "рафику".
– Гони!
– крикнул Коляму, хлопаясь на сидение.
Витька сидел напротив него, снова стискивая в руке желтые пачки, и не чувствовал ни радости при виде денег, ни страха. Хотелось поскорее очутиться за столом у Лехи и пить, и слушать разглагольствования Одноногого.
"Рафик" прыгал и трясся, Витьку мотало из стороны в сторону.
– Не всплывет?
– на мгновение обернулся к ним Колям. Его голос показался Витьке совсем незнакомым.
– Нет.
– Леха громко выдохнул.
– Я ему два свинцовых бруска в штаны. Да и глубина там...
Он достал из пачки мятую папиросу, сунул в рот, чиркнул спичкой. Машину швыряло, но несмотря на это, было видно, как дрожит спичка в толстых Лехиных пальцах. Огонек, замотавшись, погас, так и не коснувшись папиросы.
– Дай прикурить.
– Леха протянул Витьке спички.
Машина, шурша, летела по асфальту, мимо проносилась встречная колонна грузовиков - зеленые, пыльные, все одинаковые. Впереди показалась горка, по гребню которой вилась длинная многоэтажка, прозванная в народе "китайской стеной". Шоссе оборачивалось вокруг нее, входя в город.
– Стой!
– крикнул вдруг Леха.
– Номера сними одноноговские! Заметут!..
– Снял уже, пока вы кидали, - лениво отозвался Колям.
– А-а...
– потянул Леха.
Он успокаивался, перестал тяжело дышать, глубоко, с наслаждением, затягивался. Раздернул шторки, спустил на своем окне стекло. Запахло пылью, ворвался грохот проносившихся машин - они въехали в город. Взгляд Лехи упал на пачки, которые Витька все еще держал в руке.
– Дай сюда, дура, - беззлобно сказал он и сунул пачки во внутренний карман своей куртки.
– Еще менты увидят...
Больше про это не было сказано ни слова, точно никогда не существовало микрорайона, сбербанка, старика и черного неподвижного озерца с бетонными берегами. Просто они возвращались после удачного "калыма"...
10
Витька шел через березовую рощу, почти не качался, хотя коньяк прямо-таки булькал в животе. Странное дело - пил его Витька чуть ли не полными стаканами и не пьянел, точно воду хлебал. Одноногий, тот быстро сломался, снова плакал, ругал всех подряд, а потом дополз до дивана и захрапел. Леха тоже захмелел, смеялся, анекдоты травил, а потом, морща лоб и слюнявя пальцы, долго раскладывал деньги на неровные кучки. Витьке досталось десять желтых, хрустящих, чуть ли не прямо из типографии бумажек. Он сунул их в куртку. Не забыть бы спрятать. Не дай бог, опять Томка нашарит...