Сумерки
Шрифт:
Вынужденная тишина, обет молчания имели странный и сильный эротический эффект. Даже когда Чарли испытывал оргазм, он не издавал ни стона, а только сдавливал ее бедра и прижимал ее к себе, и хотя его рот был раскрыт, он оставался нем и каким-то образом подавлял крик, сохранял энергию и потенцию, эрекция не ослабевала ни на мгновение, и они останавливались только затем, чтобы изменить положение, оставаясь сплетенными вместе, разметавшись на диване, и уже она оказывалась сверху и в плавном ритме взлетала над ним, словно купаясь в текучей материи, и это было не похоже ни на что, что ему доводилось испытывать прежде, и он утрачивал чувство времени и пространства, растворившись в тихой, шелковистой, безмолвной музыке плоти и движения.
Никогда в жизни она так не теряла голову во время близости. Она забыла, где была и даже кем была, она превратилась в безумно совокупляющееся животное, сосредоточившись только на наслаждении, отбросив все остальное. Только один раз гипнотический ритм любви был нарушен, когда ей вдруг показалось, что Джой спустился и стоит в тени, наблюдая за ними, но когда она подняла голову от груди Чарли и огляделась, то не увидела ничего, кроме очертаний мебели, освещенных потухающим огнем камина, и поняла, что вообразила это себе. Затем любовь – похоть – секс снова захватили ее с такой потрясающей и даже пугающей силой, что она отдалась им, не в состоянии совладать с собой, и пропала окончательно.
Перед тем как рухнуть без сил, Чарли три раза доходил, до пика наслаждения, она – больше, но дело было не в счете, а в том, что ни один из них не испытывал ничего подобного в прошлом. Когда все кончилось, он еще продолжал трепетать и чувствовал себя опустошенным. Какое-то время они лежали молча, пока вновь не услышали завывающий за окнами ветер и до их сознания не дошло, что осень угасает и в комнату пробирается холод Они нехотя оделись и поднялись на второй этаж, где для Кристины была приготовлена вторая спальня.
– Я могу лечь с Джоем, а ты ляжешь здесь, – сказала она.
– Нет, ты только разбудишь его, а бедняге нужен отдых.
– Но где же ты будешь спать? – спросила она.
– На галерее.
– На полу?
– Я постелю спальный мешок у лестницы.
На мгновение сонливость уступила место тревоге.
– Я думала…, ведь ты говорил, что сегодня они не смогут до нас добраться, даже если….
Он приложил палец к ее губам.
– Они не доберутся. Никак. Но будет нехорошо, если утром Джой увидит меня в твоей кровати, верно? А на диванах спать слишком мягко. Так что если уж спать в мешке, то почему бы не положить его возле лестницы?
– И спать с пистолетом под подушкой?
– Разумеется. Хотя в этом и нет необходимости. Это действительно так. Давай-ка ложиться.
Укрыв одеялом, он поцеловал ее и вышел из комнаты, оставив дверь открытой.
На галерее он взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже очень поздно. Неужели они занимались любовью почти два часа? Нет, не может быть. В их близости было что-то пугающее, восхитительно-животное, они отдались друг другу безудержно и самозабвенно, потеряв представление о времени. Он никогда не подозревал в себе буйства, присущего разве жеребцу, и не предполагал, что может заниматься любовью так долго и ненасытно. Но его часы раньше никогда не спешили и не могли вдруг за тридцать минут убежать на целый час или даже больше.
Чарли поймал себя на том, что стоит один за дверью Кристины и улыбается самодовольно, как Чеширский кот.
Он подбросил поленьев в камин, отнес на галерею спальный мешок, выключил свет и лег. Он вслушивался в звуки бурана, но недолго, сон объял его, словно темная волна прилива.
Во сне он поправлял Джою постель, разглаживал одеяло, взбивал подушку; Джой хотел поцеловать его, и, когда Чарли наклонился, подставив ему щеку, он ощутил, что губы мальчика тверды и холодны. Посмотрев на него, увидел вместо лица лишь пустой череп с двумя горящими глазами, которые казались чудовищно неуместными на этом известковом подобии лица. Чарли не чувствовал его губ, а лишь отверстый, лишенный плоти рот и ледяные зубы. Он содрогнулся от ужаса. Джой отбросил одеяло и сел на кровати. Обыкновенный маленький мальчик, только на месте головы у него был пустой череп. Череп уставился на Чарли выпученными глазами, а маленькие детские пальчики начали расстегивать пижаму с изображением космических рыцарей, и, когда обнажилась впалая грудь ребенка, Чарли увидел, что она разверста, он хотел повернуться и бежать, но не мог, не мог закрыть глаза и – отвести взгляд, а мог лишь смотреть, как разрывается детская грудь и оттуда появляются полчища кровоглазых крыс, похожих на ту, что он видел на мельнице. Десятки, сотни, тысячи крыс, пока тело мальчика не опустошилось и он не рухнул, обратившись в комочек кожи, словно лопнувший воздушный шар. А крысы подступали все ближе к Чарли….
….Он проснулся, задыхаясь, в поту, с застывшим в горле криком. Что-то тянуло его вниз, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой, и на мгновение ему показалось, что это крысы, те, из сна. И он в панике забился, пока наконец не осознал, что лежит в застегнутом спальном мешке.
Он нашел «молнию», расстегнул мешок, подполз к стене и сел, прислонившись к ней, слушая, как гулко ухает сердце, и ожидая, пока оно успокоится.
Придя в себя, он зашел в комнату Джоя, просто на всякий случай. Мальчик безмятежно спал. Чубакка поднял лохматую морду и зевнул.
Чарли посмотрел на циферблат. Он спал около четырех часов. Приближался рассвет.
Он вернулся на галерею.
Дрожь не унималась.
Он спустился вниз и приготовил кофе.
Старался не вспоминать о сне, но это не удавалось.
Никогда ему не снился кошмар настолько близкий к яви, и сила его воздействия на Чарли была так велика, что он начинал, воспринимать его не просто как сон, а как феномен ясновидения, предвосхищение событий будущего. Не то чтобы крысы должны были и в самом деле извергнуться из тела Джоя. Разумеется, нет. Сон имел символический смысл, но означал он одно: Джой должен был умереть. Не желая верить в это, в смятении от одной мысли, что ему не удастся защитить мальчика, он тем не менее был не в состоянии относиться к этому только как ко сну.
Он знал, он чувствовал нутром: Джой должен умереть.
Возможно, всем им придется умереть.
Теперь он понимал, почему они с Кристиной предавались любви с таким неистовством, с таким самозабвением и животной страстью. В глубине души они знали – у них нет времени; подсознательно они ощущали приближение смерти и попытались бросить ей вызов этим древнейшим и самым жизнеутверждающим ритуалом, танцем плоти.
Он поднялся из-за стола, оставив недопитый кофе, и подошел к входной двери. Оттер замерзшее стекло и посмотрел на занесенное снегом крыльцо. Кружились снежинки, и было темно. Буран шел на убыль, и Спиви была где-то рядом, близко. Вот каков был смысл его сна.
Глава 55
К рассвету буран прекратился.
Кристина с Джоем проснулись рано. Мальчик не был таким жизнерадостным, как накануне вечером. Более того, он снова погрузился в уныние, был мрачен, однако помогал Кристине и Чарли готовить завтрак и хорошо поел.
После завтрака Чарли оделся и вышел на улицу, один, чтобы пристрелять винтовку, купленную накануне в Сакраменто.
Ночью выпало еще около полуметра снега. Сугробы вокруг коттеджа стали значительно выше, достигая окон первого этажа. Лапы елей согнулись под тяжестью снега, и мир вокруг был так безмолвен, что казался огромным кладбищем.