Сумрак в конце туннеля
Шрифт:
— Серёга, может, ну его?.. — в голосе напарника, в который раз за эти дни, начинают звучать истеричные нотки. В такие моменты мне просто хотелось его убить. Ей-богу, не вру. Эти трясущиеся губы, эти интонации ревущей бабы…
— Отставить «Серёгу»! — еле сдерживаюсь, чтобы не засветить со всей силы кулаком по этим трясущимся губам. — Второй офицер готов?!
Он снова заходится в кашле, но все же находит в себе силы вернуть ключ на место.
— Тринадцать ноль-ноль… второй офицер готов… — мы одновременно поворачиваем ключи.
— Первый офицер — «пуск»! — жму на плоскую красную кнопку.
— Второй офицер —
В помещении царит тошнотворный запах, вентиляция не справляется. Сегодня мы решили затеять уборку, что помогало убить двух зайцев сразу: и чистоту навести, и чем-то занять бесконечно текущее мимо нас время. Хотя от моего напарника в этом мероприятии было больше вреда, чем пользы. Он бессмысленно слонялся из угла в угол, перекладывая наш нехитрый скарб с места на место. Устав от этого мельтешения, я усадил его на нижние нары и велел не мешаться под ногами. В ответ он что-то благодарственно пробормотал, лег и отвернулся к влажной стене.
Пока он спал, я собрал в герметичный контейнер пустые банки из-под пайка и использованную одноразовую посуду. Позднее к мусору присоединились грязные носки, содержимое корзины из туалета и пара упаковок просроченного валидола. В общем, все то, что хоть мало-мальски портило воздух в нашей маленькой, всего пять на пять метров, каморке.
Через час работа была закончена. Напарник уже крепко спал, его мерное похрапывание изредка нарушалось приступами кашля. Я думаю, у него серьезные проблемы с легкими и в этой сырости он долго не протянет. Но что я могу сделать, чтобы хоть немного облегчить его страдания? Подняв глаза к потолку, тихо шепчу:
— Когда же это все закончится?..
Из листка картона и нескольких обмылков мы сделали шахматы. Как оказалось, напарник до этого ни разу в жизни в них не играл! Это обстоятельство позволило внести некое разнообразие и даже определенный интерес в нашу жизнь на несколько следующих дней. Когда фигурки из мыла ломались, мы заменяли их флакончиками из-под лекарств, нанося маркером поверх этикеток названия фигур: «пешка», «слон», «ферзь». Шахматы даже примирили нас со сложившейся ситуацией и позволяли хоть ненадолго отвлечься от страшных размышлений на тему того, что сейчас происходит на поверхности. Есть ли выжившие? Уцелели ли наши родные и близкие? И самый главный вопрос — вытащат ли нас отсюда?!
Единственное, что огорчало эти счастливые дни — прогрессирующая болезнь напарника. Теперь он кашлял практически не переставая, и всякий раз с кровью. Одноразовые платки давно закончились, на смену им пришли куски простыни, которые напарник стирал в раковине туалета. Запах, от которого я пытался избавиться во время недавней уборки, никуда не исчез, а напротив, только усиливался с каждым днем. В поисках его источника я облазил все помещение, проверил канализацию и вентиляционные трубы, но так ничего и не нашел. Пытаясь спрятаться от его повсеместного присутствия, я даже стал иногда надевать противогаз, чтобы хоть на минуту дать передышку своему обонянию. Если не избавлюсь от этой вони, точно сойду с ума.
— Тринадцать ноль-ноль… Первый офицер — готов…
Напарник даже не пытается встать с кровати, лишь прячет голову
Вчера он отказался поворачивать ключ и нажимать на кнопку.
«Серёга, пойми, это бесполезно! Там никого нет! Мы одни выжили! Нам надо выбираться отсюда, а не как обезьяны на кнопку тыкать, в ожидании того, что нам банан за это принесут… Бежать надо…» — глаза напарника блестят, лицо бледное, но с лихорадочным румянцем на щеках, а в уголках губ капельки запекшейся крови.
«Капитан Ермолаев, отставить панику! — я сорвался на крик, чтобы хоть как-то остановить его истерику. — Никаких „бежать“! Действуем четко по уставу и инструкциям! Немедленно занять свой боевой пост!»
«Серёг, какие, к черту, „капитаны“? Какой на хрен „устав“! Нам шкуры свои спасать нужно, а не инструкции идиотские выполнять! А-а-а!..» — он схватил меня за грудки и кричал уже мне в лицо. Изо рта у него несло такой вонью, что меня замутило и чуть не вырвало. Не в силах больше терпеть, я от всей души ударил напарника в лицо. Так как мы стояли вплотную, мой удар вышел не сильным, но напарнику этого оказалось достаточно, чтобы перелететь через всю комнату и рухнуть на нары, при этом смачно приложившись затылком о бетонную стену. В довершение всех бед его тут же скрутил сильнейший приступ кашля, который продолжался не менее получаса.
Но я даже не думал хоть чем-то помочь ему. Подойдя к напарнику, сорвал с его пояса цепочку с ключом и вернулся к пусковой панели, вставил оба ключа в замочные скважины. Затем достал из чулана швабру, сломал ее пополам. Нужно максимально быстро повернуть ключи, рассинхронизация не должна с оставлять более сотой доли секунды. Теперь обломками черенка от швабры надавить на пусковые кнопки.
— Если так надо, буду все делать в одиночку! — процедил я сквозь зубы. Напарник ничего не ответил, продолжая сотрясаться от сильных спазмов.
Запасы еды на исходе. Вода еще есть, очистная система исправно гоняет ее по кругу, но пользоваться ею, не говоря уже о том, чтобы ее пить, практически невозможно. Из некогда прохладной и прозрачной она превратилась в бурую жидкость, источающую отвратительный запах. Кстати о запахах. Неизвестная вонь стала настолько сильной, что я практически перестал ее чувствовать! Запах немытых тел, аромат шахматных фигур из мыла, шкафчик с лекарствами — все это я легко выделял среди таинственного невероятного амбре, захватившего наше убежище. А вот самый сильный его компонент практически не чувствовал, настолько я к нему привык.
— Тринадцать ноль-ноль… «Пуск»! «Пуск»!
Достав ключи, убираю их в нагрудный карман. Хочу приготовить обед на спиртовке, но с огорчением обнаруживаю, что спирта в колбе больше нет. С недоумением трясу посудиной и обращаюсь к напарнику:
— Ты, что ли, весь спирт выпил? А? Чего молчишь? Все еще обижаешься?
Напарник молчал, лежа неподвижной колодой. Я уже и не помню, когда он в последний раз стонал своим тихим противным голосом или хотя бы шевелился. Близнецы однотипных дней слились в моем разуме в липкую кашу, глядя на которую, невозможно сказать, из чего же она была приготовлена.