Суп из птичьих гнезд
Шрифт:
– Будем выяснять, куда вы подевали содержимое тайника, – процедил Леня.
– В каком смысле? – растерялась Тая.
– В прямом. Скульптура пустая!
Глава восемнадцатая
Мы с Таей молчали, наверное, минут пять, осознавая услышанное.
– Совсем пустая? – подала, наконец, голос подруга. – Пузан пустой?
– Да! – голос Лёни был таким злым… я попыталась представить его лицо в этот момент и… не смогла. Перед глазами упорно маячил мой веселый добрый Лёня. Глаза защипало.
– Но, этого
– А, значит, внутрь вы заглядывали? – немного оживился и обернулся к нам Леня.
Ну, кто ж мою дуньку все время за язык-то тянет?
– Ну-у-у… – неопределенно промычала подруга и зачем-то посмотрела на Влада. Тот разглядывал свои руки.
– Значит, заглядывали! И что ж там было?
– Листок с формулой, – нехотя ответила подруга.
– И все?
– Ну, и еще кое-что.
– Что именно?!
– Не скажу! – Тая снова злорадно закурила.
– Ну-ну, – хмыкнул Леня и отвернулся, но молчал он недолго. – Что там было, девочки? – голос его прозвучал тихо и устало. – Это очень важно. Там должны были быть ингредиенты лекарства, должны… обязаны!
– Не было там никаких ингредиентов, – уверенно произнесла подруга, – формула была и больше ничего. А соседка моя жива?
– Да что с ней сделается, со старой мухомориной! – досадливо передернул плечом Лёня.
Наконец машина затормозила. Я выглянула в окно. Стояли мы у милого двухэтажного особнячка, где-то в центре города, хотя, у такого городищи, как Москва, трудно разобраться, где центр, такое чувство, что он повсюду. Выкрашенный в светло-бежевый цвет особнячок, имел вполне мирную вывеску: «Издательский дом „Глаголь“».
– Прошу всех выходить, – изо всех сил вежливо изрек Лёня и полез из машины. Чихающий водитель остался в машине, а мы, вместе с понуро-хмурым Владом, последовали за Лёней. Издательский дом «Глаголь» абсолютно ничем не отличался от своих собратьев, и в душе у меня шевельнулась робкая надежда на то, что сейчас мы, как цивилизованные люди, обсудим с Вадиком создавшуюся ситуацию, проясним все неясное и отправимся домой, хоть и нищие по-прежнему, но живые и здоровые.
Остановившись у солидной двери с табличкой, гласившей: «Главный редактор Кочетков М.Ю.», Леня толкнул дверь и вошел внутрь. Кабинет был пуст.
– Присаживайтесь, – он кивнул на стоявшие вдоль стены стулья, а сам принялся расхаживать от двери к окну. Вскоре в кабинет вошел высокий подтянутый господин, я почему-то сразу поняла, что это и есть Лёнин брат, хотя внешнего сходства меж ними не было практически никакого.
– Вот, Вадь, – Лёня устало махнул рукой в нашу сторону, – я сделал все, что мог.
– Угу, – Вадя мельком взглянул на нас спокойными светло-карими глазами и развернулся к Лёне. – Точно пустой?
– Твои же звонили, они и сказали, – пожал плечами Леонид. – А они не могли взять?
Вадим отрицательно качнул головой.
– Мы тоже не брали! – выпалила Тая. – Клянусь вам!
Вадя снова мельком глянул в нашу сторону, но этого мимолетного взгляда хватило, чтобы сразу расхотелось клясться в чем бы то ни было, причем всем троим.
– А что старуха?
– А ничего, – развел руками Леонид, – чего взять с дурной бабки?
Вадим молчал с добрую минуту. Было видно, что этот человек очень устал, долго не спал… и вообще, что-то мне всех было жалко, уж не признак ли это нервного расстройства?
– Подумать надо, – изрек Вадим, – а этих вниз пока давай, потом порешаем.
Таино лицо вытянулось, а я хоть и вздрогнула, но спокойствие сохранила. В кипах дурацких писем, приходивших в нашу редакцию, малограмотные читатели желтушной прессы, зачастую вместо слова «решим» использовали «порешаем». Хотелось надеяться, что Вадим тоже имел в виду именно это безобидное слово.
Вадим остался в кабинете, а мы, в сопровождении Леонида, вышли в коридор и направились, почему-то в противоположную от лестницы сторону. В конце коридора Лёня свернул в совершенно неприметный крошечный закуток и спустился на ступеньку вниз. Последовав его примеру, мы оказались перед лифтом. Его двери открылись, мы втиснулись в тесную кабину, и Лёня нажал одну единственную кнопку на панели. Ехали молча, Тая все время сверлила взглядом эту одну единственную кнопку и ее глаза постепенно снова начинали походить на глаза нервного оборотня.
Кабина мягко остановилась, двери открылись, и нашим взорам предстали складские помещения, заваленные ящиками, коробками и упаковками с отпечатанными книгами. Петляли мы по этим, тоже вполне мирным подвалам довольно долго, затем Лёня остановился у совершенно ровной, выкрашенной масляной краской стены, наклонился к плинтусу (зачем в подвале плинтуса?), и в стене вдруг раскрылась узкая дверь. После тайника в пузане, выполненного без единого зазора, мы с Таей не удивились, Влад же, казалось, вообще ни на что не реагировал и двигался как сомнамбула, под гнетом горя, что оказался предателем и подставил своих лучших друзей. Лёня по очереди впихнул нас всех в дверной проем и следом протиснулся сам. Мы снова оказались на лестнице, но на этот раз стали подниматься наверх. Поднимались до тех пор, пока не уперлись в железную дверь. Лёня открыл ее и приглашающе махнул рукой. Войдя внутрь, я застыла, раскрыв рот. Передо мной была самая настоящая тюрьма на восемь камер, частная тюрьма в центре Москвы! Камеры были сделаны по западному образцу – двери не глухие, а сплошь из решеток.
– Идемте, – Лёня деловито направился вглубь по проходу между камерами. Проходя, я заметила в одной из них рыжеволосую девушку, без движения сидящую на кровати. Бедная Шура Бенедиктова, сколько же она тут мается?
Лёня не стал нас рассовывать по разным клеткам, запихнул всех в одну, запер дверь и, пробормотав нечто вроде: «мне на самом деле жаль, но вы же должны понять», удалился. Как только стихли его шаги, Тая набросилась на Влада с кулаками. Чтобы она и меня случайно не задела, я отошла к входной решетке с отверстием для тарелки с едой и попыталась рассмотреть камеру Шуры. Просматривалась она плохо.