Супердвое. Версия Шееля
Шрифт:
Центр – Первому.
« … надежные источники подтверждают, что группа оппозиционеров готовит покушение на фюрера. Способ неизвестен, исполнитель предположительно начальник штаба резервной армии граф Штауфенберг. Круг заговорщиков неизвестен, время – последние числа июля.
Вам запрещается проявлять инициативу, избегайте провокаций со стороны Борова и Артиста. Любой ценой сохраните свои позиции. Вербовку Артиста отложить.
Ждите новых указаний.
Берегите себя».
« …это все, что мы успели до 20 июля».
Часть III
Сумерки богов
Тот год был годом ужаса и страстей, более сильных,
нежели ужас, для коих на земле нет наименования.
Эдгар Аллан По
Глава 1
Из воспоминаний Алекса–Еско фон Шееля, надиктованных на видеокамеру:
« …первое известие о попытке государственного переворота долетело до Харденбергштрассе 10, где помещался наш отдел, примерно в три часа пополудни.
Приказ Москвы строжайшим образом запрещал нам проявлять инициативу, но гладко, соавтор, бывает только на бумаге.
К тому моменту из военного министерства по телефонной связи и по радио за подписью командующего резервной армией генерал–полковника Фромма во все военные округа рейха, а также в некоторые наиболее важные военные администрации был послан приказ о начале операции «Валькирия»*. (сноска: операция «Валькирия» – заранее подготовленная и одобренная лично фюрером акция по противодействию выступлениям внутри страны, будь то неприятельский десант или другие вражеские проявления. Заговорщики попытались использовать ее в своих целях, но неумелая и трусливая организация, склад мыслей руководителей заговора и неясность цели лишили их всех шансов на успех.)
В половине четвертого на Харденбергштрассе позвонил начальник общеармейского управления, генерал пехоты Ольбрихт и сообщил о покушении на Гитлера. Он заявил, что «фюрер мертв» и «власть в стране переходит к армии». Далее Ольбрихт распорядился прислать на Бендлерштрассе трех «патриотично настроенных» офицеров. Наш шеф, генерал–лейтенант Йон принял сообщение к сведению и, собрав личный состав, объявил о покушении – о его результатах благоразумно умолчал. Затем призвал всех сплотиться, сохранить верность присяге и «в этот трудный момент» приложить все силы для спасения родины. Далее он заявил, что до получения «особых распоряжений» должны выполняться приказы командующего Фромма. Это прежде всего касается офицеров, которых следовало отправить в Генеральный штаб ОКХ для связи. Затем он обратился к присутствующим, есть ли среди нас добровольцы?
Этот вопрос очень смутил моих коллег.
Меня тоже, ведь неясно, кого в данной ситуации считать «патриотом» и как желание спасти Германию может потом аукнуться чересчур активному добровольцу?
Вопрос о «патриотизме» запутал до предела не кто иной как фельдмаршал Кейтель. В тот самый момент, когда каждый из нас усиленно размышлял, кем он должен считать себя, раздался звонок из главной ставки. Шеф ОКВ, оказавшийся в самом центре событий, опроверг известие о гибели фюрера, чем окончательно поставил в тупик наше руководство.
Сотрудников тоже.
В конце Кейтель приказал ни в коем случае не подчиняться приказам, не подтвержденным им лично.
В этих условиях наш шеф генерал Йон решил потянуть время. С моей точки зрения, подкрепленной мнением Москвы, это был лучший выбор в тех непростых условиях, однако после повторного звонка Ольбрихта и короткой вежливой ругани, Йон пошел на попятный.
Он предложил начальникам отделов выдвинуть кандидатуры. Те посовещались и сделали совместное заявление – пока пост главнокомандующего находится в руках фюрера, считать патриотом того, кто хранит верность присяге. Затем оберст Киттель приступил к объявлению списка добровольцев. Первым в нем оказался майор Радке из артиллерийского отдела, вторым лейтенант из отдела амуниции (к сожалению, я забыл его фамилию). Меня он назвал третьим.
Так я оказался в группе офицеров, которым предписывалось немедленно прибыть на Бендлерштрассе.
Не знаю, что сыграло роль в этом выборе – моя близость к СС, исполнительность или происхождение, – однако эта комбинация грозила мне серьезными неприятностями. Мало того, что это поручение нарушало приказ Москвы, посещение военного министерства в такой противоречивый момент грозило втянуть меня в непредсказуемое развитие событий. Однако что-то изменить уже было невозможно.
Я не имел права терять лицо.
Сбежать по дороге тоже не было никакой возможности, так как Радке из артиллерийского отдела, отличавшийся фанатичной преданностью фюреру, очень не любил трусов.
Перед отъездом мне удалось отыскать свободный кабинет – таких в управлении после очередного набора в действующую армию было предостаточно – и дозвониться Первому. Я торопливо познакомил его с ситуацией. Сообщил, куда меня направляют, и потребовал немедленно забиться в нору в Моабите.
Нос не высовывать!
Затем попытался дозвониться до Майендорфа. Очень хотелось поклясться в трубку – умру за фюрера, но не сдамся!
Алекс–Еско уточнил.
— Шутка, – и деловито добавил. – Надеялся провентилировать обстановку. Может, у генерала найдутся заветные слова, которые помогли бы будущему родственнику принять правильное решение.
Не тут-то было.
Услышав голоса в коридоре, я бросил трубку. Навлекать на себя подозрения в такой момент – это была худшая из возможных неприятностей.
Машина – военный «кюбельваген»* (сноска: Volkswagen Тур 82 (K"ubelwagen) — германский автомобиль повышенной проходимости военного назначения, выпускавшийся с 1939 по 1945 год) – ждал нас у подъезда. Мы устроились в креслах- $1лоханках» – то есть в брезентовых мешках – и отправились навстречу судьбе.
Первое, что бросилось в глаза, это военные патрули на улицах. Солдаты были с гранатами на поясе, автоматы на изготовку, лица суровые. При подъезде к министерству свернули на Лютцовплац (L"utzow Platz) и здесь наткнулись на танковую колонну.
Появление бронированной техники на улицах Берлина повергло нас в шок.
В первое мгновение у нас не было сил обменяться впечатлениями. Несколько минут мы вопросительно поглядывали друг на друга, пока я не догадался расстегнуть кобуру и вытащить парабеллум. Мои спутники тут же обнажили свое оружие, и этот жест в этой сумасбродной обстановке заметно сблизил нас.