Супермаркет
Шрифт:
Вошел Кулаков. Сергей поднялся со стула.
— Заявление на имя директора писать?
— Эх ты, кулема! — усмехнулся начальник. — Я же тебе обещал — в обиду не дам! Будешь теперь на проходной со двора сидеть. Карабин получишь. Смотри только не пуляй в кого попало. Испытательный срок тебе — месяц.
— Может, мне все-таки лучше уйти, раз весь коллектив против? — с сомнением в голосе спросил Сергей.
— Уйти ты всегда успеешь. Поработай-ка лучше. Все приказы Евгения Викторовича выполнять беспрекословно. Он у нас почти как бог.
— Я
В палате было сумрачно и тихо. Лерочка попыталась открыть глаза. Смотреть она могла только через узкие щелочки — лоб и веки заплыли огромным синяком. Боль пульсировала где-то в затылке. Она различила силуэт матери на стуле.
— Мам, это ты?
— Да, девочка моя, — мать взяла ее за руку и всхлипнула. Рука у Тамары Алексеевны была горячая. — Как ты? Сильно болит.
— Да нет-нет, уже ничего, — говорить было тяжело — каждое слово отдавалось болью.
— Это я, Лерочка, виновата, — всхлипывая, произнесла мать. — Научила на свою голову. Видишь, как!
— Ничего ты, мам, не виновата. Это я — дура. Надо было просто денег занять. Неужто на день рождения отца не дали бы?
— Тут, пока ты спала, милиционер приходил. Просил заявление написать. Ты напиши. Он попозже зайдет.
— Мам, не буду я никакого заявления писать. Зачем? Сама виновата.
— Напиши, доча, напиши. Надо этого козла вонючего посадить. Не всем им безнаказанными ходить!
— Он не козел, — тихо возразила Лерочка. — По-моему, у него там рана…
— Где рана?
Лера не ответила. Она вдруг опять вспомнила, как все вчера произошло, как ударила она охраннника в живот, и как сузились от дикой боли его зрачки, и как побледнел он, весь покрылся холодным потом, перестал что-либо соображать.
— Тебе что-нибудь покушать принести?
— Не хочу, — вздохнула Лера. — Как папа?
— Переживает. Идти хотел, я его не пустила. Не дай бог, опять в башку вдарит!
— Правильно, пускай дома сидит.
В палату постучали.
— Да, войдите, — сказала Тамара Алексеевна.
Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Моисеев. Лера сразу его узнала. Как не узнать!
— Здрасьте! — робко сказал Сергей. — Мне бы Леру.
— А вы кто? — подозрительно глянула на него Тамара Алексеевна.
— Я тут передачку от коллектива, цветы… принес, — Сергей подошел к кровати и протянул Лере букет роз.
“Наши розы, маркетовские”, — подумала Лера, принимая цветы. Она вдруг поняла, что не испытывает к нему никакой ненависти. Будто не он ее вчера бил, а какой-то другой человек.
Пакет он передал Тамаре Алексеевне. Некоторое время помялся в нерешительности, не зная, как начать. Тамара Алексеевна заглянула в пакет, стала выкладывать на тумбочку фрукты.
— Мед, это хорошо, — сказала она. — С медом мы быстро поправимся.
— Лера, вы меня простите, пожалуйста, если можете, — наконец начал Сергей.
Тамара
— Вам, наверное больно было? — тихо спросила Лера.
— Погоди-погоди, Лерочка, так это тот самый козел и есть? — Тамара Алексеевна взметнулась со стула. — Да как ты посмел сюда зайти! Ты, дерьмо собачье, хрен на выселках! Еще и передачку притащил! Думает, мы от его цветочков растаем, заявление в милицию писать не будем! На вот тебе, выкуси! — мать стала тыкать в лицо Сергея кукишами, потом она сгребла все фрукты назад в пакет, выхватила у дочери розы. Пакет Тамара Алексеевна сунула ему в руку, цветы швырнула в лицо. — Вали отсюда, козел!
— Извините, — Сергей вышел за дверь, не подобрав цветы.
В коридоре он подошел к болотного цвета стене, прислонился лбом к холодной шершавой поверхности. Дико болела рана на животе.
— Мам, зачем ты так?
— Затем! — Тамара Алексеевна подняла розы, поломала их, стараясь не уколоться о шипы, и выбросила в мусорную корзину. — Цветы я тебе и сама могу купить. Не нищие. Хорошо, отца нет, а то драка была бы.
— Да нет, он сильный, — вздохнула Лера.
— Кто, отец?
— Нет, Сергей.
— Козел этот? А откуда ты знаешь, как его зовут? — Тамара Алексеевна подозрительно посмотрела на дочь. — Говорили, первый день на службу заступил. Вы что, знакомы?
— Уже да, — усмехнулась Лера и тут же поморщилась от боли. — Слышала я, как его начальник охраны распекал.
— Ой, дочка, пиши-ка лучше заявление. А то сухим из воды выйдет, — вздохнула Тамара Алексеевна.
— Не буду, — упрямо сказала Лера.
Маргарита Александровна возвращалась после работы. В руках женщина несла два пакета с едой. После сегодняшнего скандала работникам сделали скидки на продукты до тридцати процентов. Говорили, будто ниже закупочной цены. Врут все. Кто же себе в убыток будет торговать, даже если своим?
Жила Маргарита Александровна недалеко от супермаркета, и на работу, и с работы предпочитала ходить пешком, чтобы, как она сама говорила, “жир немного растрясти”. Идти, правда, было тяжело — болели ноги, но она обычно раз по пять отдыхала на скамеечках возле домов, болтала со стариками “за жизнь”.
Семья у Маргариты Александровны была большая. Двое сыновей, один уже женился, невестку в дом привел, ребенка ждут, муж — “дальнобойщик”… И все крупные, все под два метра ростом, всем еды по ведру в день, как сенбернарам. Не натаскаешься!…
Маргарита Александровна тяжело опустилась на скамейку рядом с подъездом девятиэтажки, перевела дух.
К тротуару причалила “девятка” стального цвета, из нее вылезли два здоровых парня в майках и шортах — типичные “быки” с мощными шеями и бицепсами.
“Ишь, отъелись, боровы!”— подумала Маргарита Александровна, глядя на парней.
Один парень сел на скамейку справа от Маргариты Александровны, другой — слева. Маргарита Алексеевна слегка пододвинулась. Она тут же поняла, что парни подсели неспроста.