Супермен
Шрифт:
– Зачем? Зачем, а?
…Ружин и Колесов вышли во двор управления, встали у машины Ружина. Колесов щурился - два прожектора ярко освещали двор, у гаражей два милиционера возились с мотоциклом, беззлобно ругались, подвывала овчарка в вольере, протяжно, тоскливо. Колесов поежился, сделал несколько энергичных движений, разминаясь. В дверях показались Лахов и Горохов. Горохов остановился, посмотрел на горящее окно на третьем этаже, сказал, ни к кому не обращаясь:
– Сто третий, сто третий, как слышишь меня? Прием. На груди у него, под курткой, глухо зашуршала рация, пробился
– Слышу нормально. Порядок.
Из окна высунулся мужчина в белой рубашке, крикнул:
– Будь спокоен, не подведет!
– Я тебе уже не верю,- пробормотал Горохов.- Самоделкин… Подойдя к машине, добавил, обращаясь к Ружину, обиженно, жалуясь:
– На прошлой неделе это старье принимало "Маяк" вместо базы.
– Разберемся,- пообещал Ружин, посмотрел на часы.- Все. Время.
Прежде чем сесть в машину, Колесов сказал:
– Еще одно условие…
– Условие?
– удивился Ружин.
– Ну… просьба,- Колесов дернул щекой.- Мне надо выпить. Ломает…
Ружин вздохнул, произнес искренне:
– Несчастный мальчик. Посмотрим.- Он подтолкнул Колесова к дверце.
В машине Колесов уточнил еще раз:
– Сначала в "Кипарис". Он там бывает чаще всего.
– Ох, шеф, глухой номер,- посетовал Горохов.- Он давно уже где-нибудь… тю-тю, в Барнауле водку пьет.
– Нет,- возразил Колесов.- Он здесь. Он ничего не боится. Он говорил, что его никто никогда не тронет, именно здесь не тронет.
Ружин промолчал. Он смотрел на дорогу. Лицо его было злым, несколько раз вздернулась верхняя губа - нервно.
– И к тому же парень не знает ни его фамилии, только имя, да и то туфтовое наверняка - Альберт, ни телефона, ни адреса,- поддержал Колесова Лахов. Тот сам его находил. Верно?
– Он повернул голову к Колесову. Тот кивнул, облизнул сухие губы, потер глаза, слезились.
В "Кипарисе" обычный галдеж, сутолока, пестрота. Зал полутемный в красно-фиолетовых тонах, музыка негромкая, официанты быстрые, много иностранцев. Посидели за угловым столиком минут двадцать, пили кофе, пепси-колу. Колесов умоляюще смотрел на Ружина:
– Ну дайте хоть соточку…
– Потом,- коротко ответил Ружин, посмотрел на часы.- К полуночи опять сюда заедем.
Другой ресторан - "Морской", цвета соответствующие, зал бирюзово-голубой, пастельный, глаза отдыхают. На сцене варьете девушки в тельняшках и черных клешеных юбочках, ноги длинные, стройные. Лахов залюбовался, не заметил, как остальные поднялись в кабинет директора, спохватился, помчался по ступеням. В кабинете окно в зал. Виден весь. Директор суетился, предлагал кофе, коньяк, заглядывал в глаза. Колесов сглатывал слюну.
– Потом,- опять сказал Ружин, и они двинулись дальше.
На окраине города, на взгорке среди деревьев грузинский ресторан под открытым небом "Мцхета". Один зал под навесом, деревянные дощатые столы, грубо сколоченные стулья, стилизация: несколько круглых столиков с пеньками вместо стульев прямо среди деревьев. Столики скрыты друг от друга густыми кустами, это затрудняет задачу. Машину поставили на стоянке, с трудом нашли место. Возбужденные голоса, грустная грузинская мелодия, музыканты играют прямо на улице, между крытой площадкой и открытыми столиками в полумраке тенями снуют официанты, посетители, вокруг ламп слоится тонкий дымок от мангалов, сигарет… Ружин и Колесов прошли вдоль площадки, потом обратно. Колесов крутил головой по сторонам. Ружин махнул рукой стоявшим поодаль Лахову и Горохову, показывая, что они с Колесовым идут к открытым столикам… За одним громкая компания перебивает друг друга тостами, за другим две пары озираются с любопытством, за третьим две яркие раскрашенные девицы, три крепких парня. Парни вскинули глаза, посмотрели трезво, хотя сидят, видно, давно, пьют, напитков на столе в избытке. Колесов поспешно зашагал назад. Ружин догнал его, дернул за руку:
– В чем дело?
Колесов помял кадык, сглотнул:
– Там… один из его горилл, самбист, Петя, Петруччо. Он узнал меня, мне кажется…
– Какой?
– Ружин спрашивал быстро, отрывисто.
– Белобрысый, в полосатом свитере.
– Та-а-ак,- протянул Ружин, спросил с надеждой: - А может, не узнал?
Колесов пожал плечами:
– Обычно он передавал мне порошок. Как не узнать…
– Пошли,- Ружин потянул его за собой. Подойдя к оперативникам, сообщил:
– Там один из его людей, белобрысый в полосатом свитере. Будем пасти.
Ружин подтолкнул Колесова к Лахову:
– Отведи его в машину и побудь с ним.
– Но…- возмутился Лахов.
– Давай, давай,- махнул рукой Ружин. Он был возбужден: начиналось дело.
Расстроенный Лахов, взял Колесова под локоть, повел вниз, к стоянке. Ружин и Горохов не спеша, прогулочно, с флегматичными физиономиями двинулись к открытым столикам. Музыка кончилась, оборвалась разом, только еще какие-то мгновения ныла флейта, едва слышно, тоскливо, через мгновенье ее заглушил ресторанный шум, неровный и веселый.
– Мы очень строгие,- сказал Горохов.- От нас дамы шарахаются. Они таких не любят, давай улыбаться.
Он обаятельно, белозубо заулыбался. Высокая девушка в белом узком платье, идя навстречу, засмеялась ответно, прошла мимо, оглянулась несколько раз. Ружин расправил плечи, пошарил ишуще глазами по сторонам. Зацепил взглядом группу из трех смеющихся мужчин. Те покосились, смех оборвался, вытянули лица мрачно. Через несколько шагов оперативники попали в круг света, растянули губы еще шире. Несколько танцующих неподалеку пар остановились, настороженно уставились на них. Продолжая улыбаться, Ружин процедил Горохову:
– Ты идиот.
Шагнул в темноту, сплюнул, вытащил сигарету.
– Шеф, я хотел как лучше,- Горохов невинно растопырил глаза.- Чтоб мы не отличались от них…
Опять послышался звук флейты. Ружин осмотрелся, музыкантов не было.
– Ты слышал?
– спросил он.
– Что?
– не понял Горохов.
– Будто музыка… Показалось…- Ружин затянулся, потер висок.
– Показалось,- повторил Горохов.
За кустами кто-то громко выругался, истерично вскрикнула женщина, мужчина опять выругался, заорал, что он кого-то убьет, послышался звук удара, возня, опять женский вскрик.