Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
Павел не мог позволить этому педерасту произносить такие слова. Он схватил его за волосы, сжал их в кулак и подтянул к своим глазам. Стасик, взвизгнув, привстал аж на цыпочки.
— Если ты еще когда-нибудь посмеешь говорить о Татьяне в таком тоне, я тебя заставлю съесть собственные голубые яйца, — и после этой угрозы отпустил притихшего парня.
Но только Стасик ощутил под собой пол, как схватил Павла за руку и потащил за собой.
— Идем, сам увидишь. Я не хотел тебе показывать. Но лучше знать правду.
Павел нехотя последовал за ним. Они поднялись по лестницам на самую галерку и через низкую дверь с надписью «Вход воспрещен» попали за кулисы на мостки с перилами, идущие по периметру всей сцены. Стасик объяснил, что раньше, когда
— Нашел время проводить экскурсию, — проворчал Павел, но с интересом посмотрел вниз, где светлым пятном обозначилась сцена. По ней ходила Татьяна и что-то говорила партнерам.
— Сейчас все увидишь сам, — заверил его Стасик. Он повел его по скрипучим доскам, и они обошли сцену.
Павел увидел изнанку декораций. Стены из материи слегка просвечивались. Их поддерживали деревянные углы, прикрепленные к сцене. Возле одной двери, которая, как предполагалось, вела в ванную комнату, куда так часто пряталась Татьяна, из черных бархатных ставок был сооружен кабинет, в котором, очевидно, она переодевалась. Там стоял столик с зеркалом и двумя лампочками, стул и круглая вешалка с ее костюмами. Павел удивился тому, что Стасик, будучи «голубым», подглядывает с этой верхотуры за переодеваниями Татьяны.
— Зачем тебе это зрелище? — прошептал он.
— Еще чего! Мы здесь по другому поводу. Стой и жди.
В этот момент Татьяна выскочила со сцены через дверь и, плотно прикрыв ее, бросилась в кабинет, где быстро сбросила с себя одежду и натянула новую. При этом она громко пела, чтобы ее было слышно в зрительном зале. Павел с интересом наблюдал, как она переодевается. Это было намного интереснее, чем глядеть из ложи. Но когда она снова вернулась на сцену, развернулся и сказал Стасику:
— С меня хватит, на это я и дома могу посмотреть.
— Погоди. Помнишь то место в спектакле, когда она делает вид, что занимается в ванной любовью с одним из этих болванов?
— Что-то помню. Она там постанывает чересчур театрально.
— Вот-вот. Наберись терпения.
Эти слова мгновенно заронили в душу Павла страшные подозрения. Он заволновался. Задергался. Косо поглядывал на Стасика и старался убедить себя, что юноша наслушался каких-нибудь очередных сплетен. Но ничего не мог с собой поделать и до боли в глазах всматривался в черный четырехугольник внизу. И вдруг заметил, как в него быстро вошел какой-то мужчина.
Павел перегнулся через перила, словно хотел спрыгнуть прямо на плечи вошедшему. Стасик на всякий случай схватил его за фалды клубного пиджака.
Дальше произошло немыслимое. Татьяна юркнула со сцены в дверь, прикрыла ее и направилась в выгородку. Там ее поджидал парень, лицо которого сверху разглядеть было невозможно. Он помог ей раздеться и, пока она гляделась в зеркало, поправляя прическу, пристроился сзади и сильными толчками заставил ее визжать и кричать.
В зрительном зале раздался хохот. А Павел с ужасом вспомнил, что именно сегодня она отдавалась ему возле трюмо. В глазах у него потемнело. Значит, утром была всего лишь репетиция? Он отпрянул от перил и, прижавшись спиной к стене, потребовал:
— Веди меня вниз…
— Нельзя! Там ведь идет спектакль! — испуганно прошептал Стасик.
— Веди! иначе спущу без лестницы!
Стасик понял, что Павел не шутит, и послушно повел его вниз. Они спустились довольно быстро. Оттолкнув юношу, Павел бросился к черной выгородке. Влетел туда в тот момент, когда крепкий, с бычьей шеей парень застегивал брюки. Татьяна возилась с молнией на платье. Одной рукой Павел разорвал его от декольте до самого пояса. А второй резко толкнул незадачливого любовника. Тот лишь слегка покачнулся и, не задумываясь, ответил сильным, но неточным ударом. Павел развернулся к нему. Не обращая внимания на крики Татьяны, он бросился в атаку. Но не тут-то было. Противник принял боксерскую стойку и увернулся от прямого удара. При этом сам сумел нанести
Обалдевший помреж хотел дать занавес, но примчавшийся вечерний администратор схватил его за руку.
— Не смей! Чем больше свидетелей, тем лучше. Я пошел за милицией.
Павел начал очередную атаку и сумел обмануть кикбоксера. Удар ногой по почкам заставил того упасть на колени. Оставалось нанести еще один удар и добить противника. Но в этот момент на сцене появилось трое парней в кожаных куртках. В руках у них были автоматически выскакивающие железные дубинки.
— Воркута, мы здесь! — крикнул кто-то из них, и они быстро окружили Павла. Он резкими прыжками постарался добраться до портала, чтобы защитить спину. Его противник оклемался и наблюдал за дружками, загоняющими Павла, как волка. Он ждал, когда сможет нанести последний удар.
И тут из зала на сцену поднялись двое прилично одетых мужчин. Они небрежно расстегнули свои двубортные пиджаки, и никто из парней с дубинками даже пикнуть не успел, как все они оказались поверженными на покрытые половиком доски сцены. Павел, обрадованный неожиданной подмогой, бросился на своего противника. Но закончить драку им не пришлось. Из-за кулис с автоматами в руках и черными шерстяными масками на лицах появились омоновцы. Они быстро уложили всех участников драки на пол, рядом с приходившими в себя парнями, и приказали закрыть занавес.
Зрители молча потянулись к выходу и только в фойе принялись возбужденно обсуждать происшествие. Ни один человек не заикнулся о продолжении спектакля и гардероб быстро опустел.
А на сцене началось разбирательство. Из всех кулис торчали головы работников театра. Первыми омоновцы увели парней в куртках. Обыск Павла и его противника ничего не дал. Оружия при них не было. Зато двое других участников драки в двубортных костюмах оказались вооруженными. Наручники мгновенно защелкнулись на их руках, и, подталкиваемые автоматами, они были приведены для дачи показаний в кабинет директора театра. После этого Павлу и Воркуте также нацепили наручники и оставили их сидеть на сцене.