Супермодель в лучах смерти

Рогожин Михаил Владимирович

— Послушай, Павел, — заплетающимся языком обратился к нему Егор. — Он мне во всем признался. Ты, старик, неправ. Господин Маркелов ни в чем не виноват.

Павел четко оценил обстановку. Он рванулся к сидящему в кресле Маркелову и пригнул его голову к коленям. Руки были почти развязаны.

— Какой ты дурак! — крикнул граф. — Он бы тебя пристрелил.

Граф распутал веревки и накрепко перевязал руки Маркелову. Сел рядом с ним и попросил, показывая на Татьяну.

—

Расскажите ей, Илья Сергеевич, о радиоактивных отходах, которые вы везете в трюмах, чтобы, по всей видимости, закопать в брянских лесах.

— Да не слыхивал он об этом, — вступился за бизнесмена Шкуратов.

— Никаких отходов нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно. Допускаю, что Лавр и Янис за моей спиной затеяли какую-нибудь контрабанду, но я здесь ни при чем.

— Слышишь? — напирал на Павла артист.

Татьяна презрительно хмыкнула. Подошла к столу, взяла автомат и наставила на Маркелова.

— Ты мне скажешь правду. Клянусь, не знаю, как работает эта штука, но она выстрелит.

Маркелов побледнел. Он, как и граф, знал, что пьяная Татьяна способна на все.

— Говори, котик… — прошептала она.

— Не бойся его убить. Суд все равно докажет его вину. Апостолос не дурак. Он на себя все брать не собирается.

— А где адмирал?

— Сидит связанный, как и ты. Но, в отличие от тебя, кается, — сблефовал граф. — Не веришь? Тогда вспомни лицо медсестры, освободившей тебя.

— «Освободившей», — с ненавистью проворчал Маркелов. — Где ты видел?

— Видел. Это Антигони. Любовница Апостолоса и сотрудник Интерпола. У нее есть записи ваших разговоров.

— Врешь, — прохрипел Илья Сергеевич.

— Про Антигони не врет. Сама видела, — подтвердила Татьяна и, ткнув Маркелова дулом в грудь, прошипела: — Говори!

Он вздрогнул, голова свесилась на бок, и губы чуть слышно произнесли:

— Это было предложение греков. Я был против, но меня вынудили. Есть свидетели покушения на мою жизнь на трассе из Шереметьева.

Татьяна опустила автомат. Егор протрезвел и, извиняясь, заглянул в глаза графа. Этот поединок Павел выиграл.

Часть пятая

«Большой шлем» адмирала

Глава двадцать пятая

Ночью неожиданно корабль попал в сильнейший шторм. Ветер завывал с такой силой, что казалось — рядом разогревают турбины сразу несколько реактивных самолетов. В беспросветной темноте ночи судно то взбиралось на волну, то неслось стремительно вниз. Капитан Папас приказал перейти на аварийное освещение.

Тусклый свет поселил в душах пассажиров мистический

ужас. Огромный корабль, ранее не вызывавший сомнений в своей надежности, превратился в щепку, бросаемую разбушевавшейся стихией.

Началась болтанка. Палубы заливали огромные потоки воды. Павел с невероятным трудом добрался до своей каюты. Несколько раз его бросало на стены, и он разбил колено пораненной Лорой-гестапо ноги. В каюте угрожающе звенели бутылки в баре. Валялись стаканы, которые, ползая по полу, безуспешно пыталась собрать Антигони.

— Как ты? — спросил Павел.

— В порядке. Только невозможно усидеть на месте.

— Не тошнит? — сам граф уже чувствовал позывы к рвоте.

Антигони засмеялась и попробовала встать.

— Мой вестибулярный аппарат не реагирует на качку, — похваставшись, она не удержалась на ногах и полетела прямо в объятия Павла.

Он схватил ее и проводил до постели, а сам развернулся, одним прыжком достиг туалетной комнаты и скрылся за хлопающей дверью.

Павла выворачивало наизнанку. Мутило и подкатывало откуда-то с самого низа живота. Никакой рвоты уже не было. Только мучительные позывы. Он встал под холодный душ и вцепился руками в никелированные ручки, удерживая равновесие. Вода несколько затормозила реакцию. Но когда корабль падал вниз, Павлу казалось, что сознание исчезает в пропасти.

Кое-как завернувшись в полотенце, он вышел из туалетной комнаты.

Антигони лежала в короткой ночной рубашке и улыбалась.

— Выпей виски. Поможет.

— Уверена? — Павел и сам слышал о таком способе борьбы с морской болезнью.

— Хуже не будет, — резонно заметила Антигони.

Он добрался до бара, открыл дверцу. Бутылки стояли в кожаных ячейках, Павел вытащил одну из них и принялся пить прямо из горлышка. Он не ощущал крепости напитка. Воспаленное нутро горело огнем. Выпив чуть меньше полбутылки, граф попробовал вернуть ее на место. Не получилось. Бутылка упала на пол и покатилась по нему, разливая на палас остатки напитка.

Павел икнул и вдруг почувствовал себя почти хорошо. Ясность в голове отсутствовала, но, словно мягкое, невесомое одеяло опустилось на него, стало тепло и уютно. Качка отступила на дальний план, и захотелось подышать свежим воздухом. Он открыл окно, и ветер, разметав занавески, влетел вместе с мельчайшими солеными брызгами в каюту.

Глубоко дыша полной грудью, граф перестал мучиться и даже обрадовался своему внезапному облегчению. Он был уже готов отправиться арестовывать Апостолоса, как неожиданно голову стянуло невидимыми обручами и комок, подкатившей к горлу, заклинил дыхание.