Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
Чтобы прекратить дальнейшие упрашивания, граф подсел к столу и поднял рюмку, полную водки.
— За удачу! — сказал он и выпил.
Апостолос сделал маленький глоток. А Кабанюк, искренне обрадовавшись приходу графа, налил сразу по второй.
— Граф, а за что вы убили Илью? — пьяно поинтересовался Апостолос.
— Меня при этом не было. Лучше расспросить господина Шкуратова. Мне он сказал, что Илья Сергеевич устроил стрельбу в каюте. Мы же все видели раненую Татьяну.
—
— Мне самому непонятно, но, скорее всего, Илья Сергеевич следил за Татьяной, особенно после случая с Янисом…
— А! — воскликнул Апостолос, — так вот в чем дело! Она пришла кдругу-артисту по амурным делам. А Маркелов, терзаемый ревностью открыл стрельбу!
Павел почувствовал, что адмирал подбрасывает ему наиболее удобную версию, и, чтобы не спугнуть противника, в знак согласия кивнул головой.
— Говоря по-русски — «закусил удила». Две кровавые драмы подряд, продиктованные чувством ревности, делают Маркелова похожим на шекспировских героев.
— Странный вы народ — русские. Чуть что не по-вашему, сразу готовы вцепиться в горло, — заметил Апостолос. — Это, наверное, от того, что все много, пьют, перестают управлять своими эмоциями. Вот, посмотри на меня. Всегда спокоен, не суетлив, врагов уважаю и никогда ни на кого не поднимаю руку. А потому что мы, греки, мудрее вас на несколько тысячелетий…
Раздался звонок телефона. Апостолос снял трубку. Молча выслушал и ответил согласием. Поскольку разговор шел по-гречески, Павел не прислушивался. Он решил выяснить у Кабанюка, каким утренним ветром его сюда задуло. Но глава администрации уже пускал толстыми губами пузыри. Лицо его приобрело бурый оттенок. Даже загар не мог скрыть прилив крови к голове.
— Пора отдыхать, Кабанюк. Сам знаешь — неправильный похмел ведет к запою, — вспомнил Павел известный ему еще с прокопьевского детства афоризм. Глава администрации посмотрел на него налитыми кровью глазами и спросил:
— Ты мне друг?
— Друг, друг…
— Тогда не верь этим грекам… что-то они затевают, — и погрозил в сторону Апостолоса пальцем.
Адмирал положил трубку. Он уже не старался скрывать охватившее его нервное возбуждение.
— Граф, я тебя прошу, давай поднимемся в мою каюту. Там для тебя приготовлен сюрприз. Я понимаю, что у тебя болит нога, но потихоньку доковыляешь. А уж назад побежишь вприпрыжку!
Павел насторожился. Ничего хорошего от адмирала оживать не приходилось.
— Мне надо Кабанюка дотащить до каюты, — решил он уклониться от приглашения.
Апостолос встал
— Его без тебя доведут. Разве я могу допустить, чтобы ты сам, хромая, тащил эту тушу. Мы ненадолго, покажу — и вернемся назад. Грех тебя не позабавить. Мы, греки, тоже умеем удивлять не хуже русских.
Павел с трудом встал и, не на шутку хромая, отправился за Апостолосом. Кабанюк хотел что-то сказать им вслед, но лишь издал губами нечленораздельный звук.
В просторной каюте Апостолоса в углу сидел в своем кресле-каталке улыбающийся Лефтерис. Он почти по грудь был накрыт клетчатым шотландским пледом. На небольшом столике лежало несколько колод карт, чистая бумага, ручки и пистолет.
Апостолос заметно нервничал. Он подошел к Лефтерису, наклонился к нему и о чем-то спросил. Затем резко выпрямился и обратился к Павлу.
— Граф, сюрприз ждет вас в моей спальне, прошу посмотреть!
— Мне как-то неловко, — заволновался Павел.
— Идите, — почти приказал Апостолос. — Не обижайте старика.
Делать было нечего, тем более в воздухе витало чрезвычайное напряжение. Павел дошел до двери спальни и открыл ее. То, что он увидел, подействовало на него, словно ушат ледяной воды. В постели лежала Антигони. Она смотрела на него умоляющим взглядом и молчала.
Павел отшатнулся. Апостолос уже успел переместиться к столу. Как ни в чем не бывало он сидел и тасовал карты.
— Ну, граф, сумел я вас поразить?
— Признаться, да, — выдавил из себя Павел. Он судорожно соображал, что можно предпринять в данной ситуации, и ни на секунду не забывал о лежавшем на столе пистолете. Разговор предстоял серьезный и, возможно, короткий. Все решало хладнокровие, с которым он обязан перенести провал их операции.
Павел прикрыл дверь, медленно обошел Апостолоса и сел за стол напротив него.
— Отлично, как раз это-то я и хотел вам предложить, — Апостолос разорвал колоду и бросил ее на стол.
Павел молчал. Он переживал за Антигони и знал, что обязан спасти ее. У него даже не возникла мысль, что она сама, по собственной воле, вернулась к бывшему любовнику.
— Итак, граф. Это наша последняя игра, и вам придется принять мои условия.
— Если они не противоречат моим убеждениям, — предупредил Павел.
— После того, что вы позволили себе, плевал я на ваши убеждения, — рявкнул Апостолос и тут же взял себя в руки. — Предложение такое. Если вы выигрываете, то получаете катер и отправляетесь на все четыре стороны. А ежели проигрываете, то уж придется обойтись без катера. Прыгаете с борта корабля, а дальше уж как Бог рассудит. Идет?