Суперсыщик Освальд
Шрифт:
Внимание всех робких мальчишек! Сейчас я открою вам секрет успешного сближения с любимым существом женского пола.
Я догоняю Жаклин и шагаю рядом с ней. При этом я впиваюсь в нее сияющим взглядом. Это действует всегда. Вернее… э… почти всегда. Жаклин, например, даже бровью не повела в мою сторону. Может, она слепая?
Когда мы останавливаемся на красный свет светофора, я пробую еще один трюк писаю на ближайший фонарный столб. Это срабатывает! Жаклин сразу же подбегает и обнюхивает столб. Сейчас она улетит от восторга, спорим?
Опять ошибка в расчетах: Жаклин брезгливо морщит свой носик и со
Я перехожу улицу бок о бок с Жаклин. На другой стороне я прибегаю к самому что ни на есть последнему средству привлечь к себе внимание: суперсыщик Освальд превращается в клоуна. Для начала я пару раз делаю колесо. Потом прыгаю у нее перед носом, как резиновый мяч. После этого становлюсь на задние лапы и сам себе аплодирую передними. И тут наконец лед тронулся: Жаклин завертела от удовольствия своим маленьким хорошеньким хвостиком.
«Победа!» — думаю я. И вдруг я понимаю, что она вертит хвостом не из-за меня, а из-за… из-за… Нет, это выше моих сил! Жаклин бросается на шею какому-то сопливому пекинесу. Пекинесу!.. Похоже, она давно уже знает этого сопляка. Уму непостижимо — Жаклин дружит с пекинесом! От отчаяния я кусаю себя за хвост и плетусь домой, почернев от разочарования и тоски.
Ну что, робкие мальчишки? Вы внимательно следили за моими действиями? Ну, тогда поскорее забудьте все, чему только что научились, — прежде всего писанию на фонарные столбы.
ГЛАВА 24, в которой я отправляюсь в путешествие
Через два дня Тим за обедом в рекордном темпе уминает свою порцию и сразу же исчезает у себя в комнате. В высшей степени подозрительно — такая спешка! Спорим, мой хозяин что-то затевает?
Когда я прихожу в его комнату, он как раз кладет видеокамеру в рюкзак.
— Сегодня я действительно не могу взять тебя с собой, Освальд, — говорит он и гладит меня по голове.
Почему это он не может? Наклонив голову набок, я жалобно смотрю на него. Более грустный взгляд у меня, наверное, не получился бы даже на моих собственных похоронах. Но Тим остается непреклонным.
— Мне очень жаль, Толстый! Но сейчас уже действительно запахло жареным и ты нам будешь только мешать.
Ага, значит, сыщики решили сегодня разобраться с массажистом мамаши Изабель. То есть тут уже не просто «запахло жареным» — тут запахло двадцатью жареными ромштексами, моим вознаграждением за поимку вора.
Тим тем временем достает из шкафа свои роликовые коньки и тоже сует в рюкзак.
— Тим! Телефон! — слышу я вдруг голос фрау Дёллинг из коридора.
(Стоп. А я вообще хоть раз упомянул фрау Дёллинг? Нет? Ну, это не страшно, друзья мои, поверьте, вы ничего не потеряли. Фрау Дёллинг приходит каждый день в девять утра и уходит в четыре. Это повариха, уборщица, нянька Тима и собаконенавистница в одном лице. Она меня терпеть не может. Я ее тоже. И поэтому фрау Дёллинг упоминается в нашей книге только в тех случаях, когда этого никак не избежать.)
— Мне сейчас некогда! — кричит Тим, но фрау Дёллинг невозмутимо
— Тим! Телефон!
Тим со стоном закатывает глаза и бросается в коридор. А я бросаюсь к его рюкзаку, молниеносно вынимаю ролики, прячу их под кровать и — вжик-вжик — прыгаю в рюкзак. Там я без особого комфорта размещаюсь рядом с видеокамерой, на полотенце, которое Тим забыл вынуть после бассейна.
Вскоре Тим возвращается. К счастью, он здорово спешит, поэтому даже не заглядывает в рюкзак, прежде чем застегнуть его. Взгромоздив его на спину, он спешно покидает дом.
— Ты куда? — кричит фрау Дёллинг нам вслед из какого-то окна.
— Ухожу!
— Куда? — кричит фрау Дёллинг еще громче, и на этом ее участие в нашей истории кончается раз и навсегда.
В рюкзаке имеется крохотное отверстие, которое я увеличиваю с помощью своих клыков настолько, чтобы можно было одним глазом следить за происходящим.
В конце концов, я ведь должен знать, куда мы направляемся.
Тим останавливается и ждет трамвая. Мы едем две остановки и делаем пересадку. Через пятнадцать минут опять меняем трамвай. И наконец, едем еще куда-то на автобусе. Может, Тим собрался в кругосветное путешествие?
ГЛАВА 25; в которой выясняется, что Тим тоже способен прослезиться
Когда Тим — по прошествии целой вечности — вылезает из автобуса, сыщики уже поджидают его на остановке.
— А где Освальд? — спрашивает Маруша.
— Дома, — врет мой хозяин, сам того не подозревая. — Сегодня он нам только мешал бы.
— Чушь! — возражает Изабель. — Без него мы бы никогда не вывели этого Марселя на чистую воду.
— Какая там еще чистая вода? — говорит Свен. — Мы и представления не имеем, связан ли вообще твой Марсель с ограблением или нет.
Юсуф корчит недовольную мину:
— Если мы тут будем стоять и болтать, то так никогда этого и не узнаем. Пошли!
Сыщики наконец отправляются дальше. Я даже не знаю, в какой части города мы находимся. Сквозь дыру в рюкзаке я вижу только много зелени и пару высотных домов.
Из разговоров сыщиков мне постепенно становится понятно, что они затевают. Этот Марсель вчера был дома у Изабель, делал массаж ее матери. И его куртка целый час одиноко висела в прихожей. А Изабель только этого и надо было — то есть ее интересовала не сама куртка, а содержимое карманов. Со связкой ключей, которую она выудила из кармана куртки, Изабель помчалась в ближайшую мастерскую и заказала дубликаты всех ключей. И вот теперь Тим и его друзья направляются в квартиру Марселя, чтобы отыскать картины. Я что-то не пойму — это Клуб сыщиков или банда взломщиков? Плевать. Главное, что я тоже в деле!
— Ну вот, где-то здесь, — говорит Изабель и идет прямиком к двери дома.
— Как его фамилия? — спрашивает длинный Свен.
— Прольберг.
Свен изучает фамилии жильцов на табличках рядом с кнопками звонков.
— Второй этаж, — сообщает он.
— Отлично! — радуется Юсуф. — Значит, нам будет легче исчезнуть, если кто-нибудь появится. Кто на шухере?
— Я, — говорит Изабель. — Из вас же никто не знает Марселя.