Суперсыщик Освальд
Шрифт:
— Это ты, Сюзанна? — спрашивает тот же голос.
Я продолжаю пыхтеть, и вот, пожалуйста, — мне открывают дверь! У этой Сюзанны, наверное, жуткая астма, иначе бы меня с ней ни за что не спутали. Навалившись всем телом на стеклянную дверь, я открываю ее и — шмыг в подъезд. Уфффф, как вовремя! Только дверь успела захлопнуться за мной, как к ней подлетает мой хозяин. Он барабанит по стеклу кулаком и в ярости кричит:
— Освальд!! Сейчас же выходи! Ты слышишь?
He-а, не слышу. Я никогда не
Именно это он и делает. Только он почему-то звонит не Маруше, а в какую-то квартиру на первом этаже. Что бы это значило? Я влетаю на площадку перед дверью Маруши и начинаю лаять. Тим со своими роликами на ногах не может так быстро бегать по лестницам.
— Заткнись!.. — шипит он снизу, и я лаю еще громче.
Тим все ближе и ближе. Почему никто не реагирует на мой лай? Когда Тиму остаются всего три ступеньки до меня, Марушина мать наконец открывает дверь. Она смотрит на меня со злостью, но, заметив Тима, улыбается.
— Тебя, кажется, зовут Том? — говорит она.
— Тим, — отвечает мой хозяин и проворно берет меня на руки. — Все, я уже ухожу.
Он и в самом деле собирается смыться, но Марушина мать кричит:
— Маруша! К тебе гости!
Тим краснеет как рак, так же, как неделю назад в Восточном парке, когда Маруша поцеловала Юсуфа. Не иначе, мой хозяин влюбился.
В дверях появляется Маруша и делает удивленное лицо.
— А ты-то что здесь забыл? — спрашивает она Тима.
Мой хозяин пожимает плечами и вдруг становится белым как мел. Вот это да! Он запросто мог бы работать в зоопарке хамелеоном!
— Зайдешь? — спрашивает Маруша.
Тим отрицательно качает головой. Маруша хмурит брови:
— Что-нибудь служилось?
Тим опять мотает головой. Что это с ним? Язык проглотил, что ли? Они какое-то время стоят друг перед другом, не произнося ни слова. Мать Маруши тем временем ушла к себе. Проходит по крайней мере полвечности, прежде чем Тим понимает, что дальше молчать уже неприлично. А так как он не знает, что говорить, он рассказывает Маруше об украденном седле.
— Врешь!.. — радостно произносит Маруша, но тут же с притворным равнодушием вздыхает и говорит: — А мне-то какое дело? Свен сказал, что ты уже не член нашего Клуба сыщиков.
— Чего?.. Он что, совсем обалдел? — отвечает Тим и опять краснеет. Врун!
Маруша смотрит на часы:
— Сейчас уже поздно собирать ребят. Но завтра надо обязательно встретиться и подумать, как поймать этого воришку. Так ты и вправду еще член Клуба?
— Конечно, — отвечает Тим. — И Освальд тоже.
Маруша улыбается и чешет меня за ушами. Тим смотрит на меня с ревностью и довольно неласково опускает
— Ну ладно, нам пора отчаливать, — говорит Тим, покачиваясь на своих роликах. — Уже темнеет.
— Я могу отвезти тебя на велосипеде, — предлагает Маруша. — Прицепишься за багажник, а Освальда посадим ко мне в рюкзак. Идет?
— Неплохая идея!
Я тоже так считаю. В конце концов, я сегодня уже набегался за троих.
Маруша приносит свой рюкзак, прощается с матерью, и мы спускаемся по лестнице.
— Мой велосипед стоит во дворе, — говорит Маруша.
Мы с Тимом идем за ней во двор.
Ну а теперь отгадайте с трех раз, какой сюрприз ждет нас во дворе! Нет, не горилла, жонглирующая осьминогами. И не банда саблезубых крыс, а… Верно! Угадали: седло — тю-тю, Маруша с Тимом — в осадке, суперсыщик Освальд на ушах в поисках следов.
Выражаясь языком протокола: неизвестный похититель седел, пятьдесят семь минуг назад впервые попавший в поле зрения правоохранительных органов, совершил повторную кражу и может быть квалифицирован как опасный вор-рецидивист.
ГЛАВА 11, в которой суперсыщик Освальд опозорился до мозга своих собачьих костей
Через день члены Клуба сыщиков собираются в саду Изабель. Юсуф и Маруша уже на месте, когда мы с Тимом заруливаем в сад. Нет только Свена.
— Ну и жара! — стонет Тим, слезая со своего нового седла.
Он бросает быстрый взгляд в сторону Маруши, которая устроилась с комиксом под вишней, и краснеет, как эти самые вишни. Потом вынимает меня из корзинки и опускает на траву.
— Освальд! Иди ко мне! — зовет Изабель, которая сидит с Юсуфом на скамье-качелях.
Я трусцой направляюсь к Изабель и прыгаю ей на колени. Она начинает меня гладить, и по мне, так пусть это ее занятие никогда не кончается. Юсуф корчит кислую рожу и ноет:
— Меня ты никогда так не гладишь! Почему такая несправедливость?
— Потому что у тебя нет такой мягкой шерстки, — с улыбкой отвечает Изабель.
— Еще как есть! — заявляет Юсуф. Он берет правую руку Изабель и кладет ее себе на голову. — Ну как? Что ты чувствуешь?
Изабель стучит костяшками пальцев по юсуфовской макушке и говорит:
— Пустоту!
Юсуф отталкивает ее ладонь, скрещивает руки на груди и дуется. При этом он закрывает свою варежку на целых несколько минут. Такого продолжительного молчания у этой болтливой сороки Юсуфа я еще ни разу не наблюдал.