Супруги Голон о супругах Пейрак
Шрифт:
И Анжелика — скромная воспитанница монастыря, познавшая сильную страсть к человеку, научившему ее любви, раскрывшему перед ней огромный мир знаний, духовно обогатившему ее, — Анжелика, соприкоснувшись благодаря супружеству с принцем Аквитанским с высшим светом Франции, вдруг стремительно падает на социальное дно, и единственной ее целью становится борьба за жизнь — свою собственную и своих обездоленных детей.
В «Пути в Версаль» приемы автора «Трех мушкетеров» уступают место приемам плутовского романа, изображающего одинокого героя во враждебном обществе.
И, подчиняясь схеме жанра, Анжелика в борьбе за существование проходит через разные ипостаси: то она за небольшую плату прислуживает в таверне, то унизительным для себя способом спасает жизнь своих сыновей, то благодаря шантажу получает необходимую сумму денег и патент, чтоб открыть шоколадную
Стиль Александра Дюма мы улавливаем, конечно, и здесь — особенно при пересказе исторической сплетни («У фаворитки короля, мадемуазель де Лавальер, рот был несколько великоват. К тому же она слегка хромала. Говорят, что это придавало ей особую грациозность, не мешая восхитительно танцевать, но факт был налицо: она хромала»). Однако в «Пути в Версаль» супруги Голон уже весьма далеки от следования его сюжетным схемам. Их внимание обращено не столько на пересказ исторических анекдотов (хоть описание исторических фактов отличается лаконичной точностью — как, например, при изложении смерти Мазарини), сколько на создание широкой панорамы парижских нравов. Так, история ареста Никола Фуке офицером мушкетеров д'Артаньяном, рассказанная Дюма в нескольких главах «Виконта де Бражелон», занимает в романе Голон несколько строчек. В то же время, вполне следуя логике развития сюжета и образа главной героини, авторы умело используют прием плутовского романа для изображения разнообразных слоев французского общества — преступного мира, торговцев, буржуа, парижских литературных кругов, придворных кутил, игроков и, наконец, королевской четы, причем вся эта пестрая толпа персонажей связана между собой не только образом самой Анжелики: на наших глазах происходит естественное их взаимодействие, полное конфликтов, непримиримых противоречий, борьбы[54].
Двор Чудес связан с королевским двором через посредство карлика королевы Баркароля, состоящего в банде Никола, не говоря уже о тайных нитях, связывающих высшее дворянство с мрачной компанией Катрин Лавуазен. Хорошо известно, что в годы правления Луи XIV разного рода отравления, как и отправления месс черной каббалы, стали своеобразным бичом, терроризирующим общество. Об этом свидетельствует серия процессов, имевшая место в Париже в 1680 году. Самым шумным из них был процесс Катрин Монвуазен, известной под кличкой Лавуазен (Соседка). В связи с этим процессом были арестованы несколько придворных, в том числе племянница Мазарини Олимпия де Суассон, образ которой — нелицеприятный, очерченный резко, почти до карикатурности, — находим в «Пути в Версаль». Самое же любопытное, что, хоть любовница короля Атенаис де Монтеспан и избежала ареста, начальник полиции Ла-Рени собрал против нее весьма неприглядные свидетельства: «Оказалось, что в течение нескольких лет мадам де Монтеспан добавляла без ведома короля в его еду и питье порошки, вызывающие эротическое возбуждение. Она также пыталась убить свою соперницу, молодую мадемуазель де Фонтанж, пропитывая ее одежду такими ядами, как арсеник, красная сера, желтая сера и аврипигмент, или же ее перчатки отваром персикового цвета»[55].
Союзник Лавуазен, Гибур, показал, что «в начале 70-ых годов, когда Монтеспан боролась против Лавальер, он... купил только что рожденного младенца за 1 экю для отправления черной мессы в присутствии мадам де Монтеспан — возможно, хотя он этого и не признала, над ее обнаженным телом. Он перерезал глотку младенца ножом и собрал кровь в потир. С кровью ребенка была отслужена первая месса; во время второй мессы в качестве святых даров фигурировали сердце и внутренности младенца для приготовления „порошков“ для мадам де Монтеспан. ... Мадам де Монтеспан пропитала арсеником или каким-то другим ядом петицию на имя короля о прощении для отбывающего тюремное заключение друга Лавуазен... Короче, движимая безумной ревностью, она зашла так далеко, что попыталась убить короля»[56].
Очевидно, что авторы «Анжелики» не выдумали ничего из описываемых ими злодеяний Лавуазен и ее пособников Лесажа и Гибура. Об этих фактах истории Франции писал еще Э. Гофман в рассказе «Мадемуазель де
Франсуа Дегре — один из ярчайших персонажей романа Голон.
Честный, ироничный, порою даже циничный, он отчаянно защищает де Пейрака на трагифарсе суда, а впоследствии «продал свою адвокатскую должность и посвятил себя более доходному и не менее полезному делу: охоте за злоумышленниками и дурно настроенными личностями. Хотя с высот красноречия погрузился в глубины молчания».
Став «сычом» — офицером парижской полиции, — Дегре сталкивается с Анжеликой во время ее пребывания в банде Никола, а затем — преследуя сочинителя памфлетов Клода Ле-Пти, которого скрывает женщина. Он достаточно изучил ее, чтобы сделать вывод: «Бросаться на мужчин — не ваш стиль» и заподозрить в ее попытках соблазнить его желание помочь поэту скрыться. И Анжелика с ужасом узнает, что напрасно удерживала полицейского: по его словам, он хотел не погубить памфлетиста, а выручить его…
Утраты, удары судьбы приводят Анжелику к желанию покончить с собой. Франсуа Дегре вовремя почуял недоброе. Он применяет для снятия ее стресса, так сказать, психологически-физиологический шок, попросту говоря — овладевает Анжеликой, причем овладевает грубо, обращаясь с ней, как с уличной девкой. «Они отчаянно дрались, она выкрикивала самую низкую ругань, какую могла придумать — Но, запрокинув голову, сама слышала, как она смеется, словно бесстыжая проститутка». И результат не замедлил сказаться; уже три часа спустя подопечная бывшего адвоката с недоумением вспоминает о своем недавнем намерении: «Убить себя? Что за дикая мысль! Да зачем же она хотела себя убить? Право же, не время».
Дегре помогает Анжелике получить патент на торговлю шоколадом. И дает совет: «Не оборачивайтесь на прошлое. Избегайте ворошить его пепел — тот, что развеяли по ветру. Ибо всякий раз, как вы подумаете о нем, вас потянет на самоубийство. А я не всегда буду рядом, чтобы вовремя встряхнуть вас».
Вскоре Анжелика сама приходит к выводу, что нет человека, прожившего полнокровную жизнь и не пожелавшего забыть хотя бы некоторые ее страницы. Но не только прошлое способно заставить ее думать о смерти. В третьей книге цикла желание уйти из жизни вновь приходит к героине в момент мнимого бессилия перед обстоятельствами и могущественными врагами. Мадам де Монтеспан подсылает ей отравленную рубашку. Это доказательство покушения на ее жизнь оказывается в руках Дегре. Вместе со своим патроном, Ла-Рени, он учиняет Анжелике допрос. Анжелика не называет имен. И, оставшись наедине с «сычом» Франсуа, зовет смерть. Дегре, «встряхивая ее, будто желая разбудить от дурного сна», произносит жаркий монолог: «Вы не имеете права так говорить! И умирать права не имеете! Куда девалась ваша воля? Ваш боевой дух! Ясный ум! При дворе их, что ли, отняли у вас?..» К женщине возвращаются воспоминания «о том осеннем дне, когда в маленьком домике на мосту Нотр-Дам он таким удивительным образом выхватил ее из лап отчаяния и вселил в нее новую надежду». Ситуация повторяется, правда, не в том, вульгарном, духе. «Дегре говорит нежности? Дегре сложил оружие? Немыслимо! Его темные, горящие глаза преданно смотрели на нее... и в охватившем ее любовном опьянении она подумала, что Дегре — единственный любовник, который жалел ее... Он один владел искусством правильно обращаться с женщиной в любви. С ним она не чувствовала себя ни презираемой девкой, ни обожаемой возлюбленной».
И вновь его напутствие — казалось бы, последнее:
«- Мой путь мне предначертан, и мне нужна холодная голова, чтоб я мог им следовать, — продолжал Дегре. — Ты вовлекла бы меня в безумие, я не хочу тебя больше видеть»[58].
Однако их встреча происходит на первых же страницах следующего тома: женщина в маске бросается к карете лейтенанта полиции, пытаясь проникнуть внутрь. Но Дегре, узнав Анжелику, колотит тростью по ее пальцам: «Я же сказал, что не хочу вас больше видеть!»