Супружеское ложе
Шрифт:
– Если поймешь, объясни мне, – сухо попросила Виола. – Мне такая власть не помешала бы.
Улыбка невестки померкла. В глазах появилась тень сочувствия.
Этого Виола не могла вынести. Сделав пируэт, она жизнерадостно спросила:
– Как по-твоему, гожусь я во французские маркизы?
– Думаю, ты выглядишь прекрасно. Как всегда.
– Спасибо. Но как насчет костюма? Соответствует эпохе?
Дафна задумчиво наклонила голову набок.
– Если хочешь по-настоящему соответствовать эпохе, следует напудрить волосы.
Виола
– А если пудра начнет сыпаться на платье?
– Хорошо еще, что теперь ее не смешивают с сахаром.
– Пудру для волос смешивали с сахаром? Но разве это не привлекает стаи насекомых?
– Это, конечно, было огромным неудобством.
– Какой ужас!
Хотя… она не прочь попытаться, если это поможет удержать Хэммонда на расстоянии.
Виола тут же напомнила себе, что больше не собирается думать о муже.
– Подол не висит? – спросила она, снова описывая пируэт. – Мне кажется, что он скошен.
– Это фижмы. Не сама юбка, – решила Дафна, поправляя широкий обруч. – Если не хочешь возиться с пудрой, можешь одеться древнегреческой богиней. Они носили на голове конусы из жира.
– Жира?! – ахнула Виола. – Зачем это им понадобилось?
Ее перепуганное лицо рассмешило Дафну.
– Жир был пропитан благовониями. На жаре он таял, распространяя аромат.
– Боже, Дафна, чего только ты не знаешь! Спасибо за предложение. Предпочитаю остаться с тем, что имею. Страшно подумать, что скажет леди Дин, если я покажусь на балу с комком надушенного жира на голове!
Виола снова поправила юбку.
– И поскольку ты настоящая всезнайка, дорогая сестрица, подскажи, как сделать так, чтобы пудра не сыпалась на темно-синий бархат?
– Надень парик! Восемьдесят лет назад почти все так и делали.
– Нет, мне будет жарко, и голова начнет чесаться.
– Так вот почему ты вечно сбрасываешь шляпки! Теперь понимаю.
В дверь поскреблись, и в комнату вошла Мирей, самая известная лондонская модистка.
– Ваша светлость. Леди Хэммонд, – приветствовала она с реверансом. – Надеюсь, костюмы вам понравились? Или что-то требуется изменить? Я в вашем распоряжении.
– Мой идеален, – заверила Дафна.
Модистка благодарно сжала руки.
– Ваша светлость так добры! А вы, леди Хэммонд?
– Мирей, что теперь используют вместо пудры для волос? Тальк?
– Нет, миледи. Теперь выпускают очень мелкую пудру для волос, которой пользуются барристеры и судьи. Можно напудрить волосы именно ею. Но если позволите высказаться откровенно, просто позор портить ваши волосы пудрой. Такой чудесный цвет, и как красиво он оттенен голубым шелком и темно-синим бархатом! Все мужчины будут от вас без ума.
Перед глазами Виолы снова промелькнули те страстные мгновения в музее, и щеки предательски вспыхнули. Она вовсе не хотела сводить мужчин с ума. Это слишком опасно.
– Спасибо, Мирей.
– Я согласна с Мирей, – вмешалась Дафна. – Ни одна женщина любой эпохи не должна портить такой цвет пудрой.
– В таком случае, я обойдусь без нее.
Она твердила себе, что пудра пачкает платье, а тот факт, что Хэммонд обожал цвет ее волос, тут совершенно ни при чем.
– Но у нас еще одна проблема. Это бал, а разве я смогу вальсировать или танцевать контрданс в этом?! Неудивительно, что наши прабабки танцевали менуэты и полонезы! Мирей, вы не могли бы немного выпустить швы в талии?
– Только совсем немного, иначе впечатление от корсажа будет совсем не то.
– Выпустите сколько возможно, иначе я задохнусь.
Она в последний раз оглядела себя и кивнула:
– Мне очень нравится платье, а вышивка просто прелестна.
– Всегда рада услужить, миледи.
Мирей вышла. Ее помощница помогла Виоле переодеться, и женщины ушли.
– Знаешь, Мирей права, – заметила Дафна, усаживаясь в коляску Энтони. – В этом платье ты поистине неотразима!
Виола уселась рядом и грустно вздохнула:
– В мире столько прекрасных женщин! Но, как выяснилось, красоты еще недостаточно, чтобы удержать любовь мужа! Что же для этого требуется?
Дафна поспешно обняла ее.
– Не знаю, дорогая. Просто не знаю.
– Я тоже не знаю. Но хотелось бы знать…
Джон прекрасно сознавал, что для успешного обольщения требуются отчаянные меры. Как и то, что ему придется немало перестрадать, прежде чем цель будет достигнута.
Несколько дней подряд он не появлялся на Гросвенор-сквер, твердя себе, что Виоле не помешает немного соскучиться. Но, по правде говоря, ему требовалось время, чтобы удержать в узде собственное желание.
Воспоминания о музее, вкусе губ Виолы, мягкости ее кожи преследовали его день и ночь, населяли его мысли. Но это были сладостные терзания. В понедельник он решил, что сумел взять себя в руки. Только на этот раз сомневался, что сумеет украсть несколько поцелуев в темном уголке. Сегодня его судьба – претерпеть муки иного рода. Он намеревался повезти Виолу по магазинам.
Предложение вновь обставить дом на Блумсбери-сквер не было встречено с тем энтузиазмом, на который он надеялся. Но если Виола начнет выбирать вещи, значит сможет почувствовать себя частью этого дома, что, несомненно, поспособствует его задаче. Кроме того, он знал, как увлекается жена, стоит ей попасть в магазин.
Заехав на Гросвенор-сквер, Джон снова предложил жене обставить дом, но обнаружил, что она по-прежнему осталась равнодушной к этой идее.
– Я не хочу никуда ехать, – буркнула она, усаживаясь на диван в гостиной Треморов. – Неважно себя чувствую.
– Тебе никто не говорил, что лгунья ты никудышная? Надевай шляпку, бери ридикюль, и поехали!
– Я уже говорила, что не желаю обставлять твой дом.
– Он и твой тоже. Я обещал делить с тобой все, когда стоял у алтаря. В том числе и то, чем владею.