Супружеское ложе
Шрифт:
– И развяжем леди Саре руки, чтобы та могла без помех флиртовать с моим красавцем мужем? – с притворной суровостью спросила Дафна. – Никогда!
– Можно подумать, это имеет какое-то значение! – Энтони чмокнул жену в макушку. – Вернусь за вами в семь вечера.
Он ушел, оставив женщин вдвоем.
– Ты действительно решила бросить меня на милость леди Сары и остаться дома? – уточнила Дафна.
– Да. Хочу провести спокойный вечерок в одиночестве, – заявила Виола, целуя племянника. – Хотя
– Когда ты так говоришь, мне почти жаль бедняжку, – рассмеялась Дафна. – И еще я рада, что никогда не была тебе врагом.
Тут что-то привлекло ее внимание, и Дафна, вскочив, всплеснула руками:
– О, Виола! Твоя шляпка!
Обернувшись, Виола увидела, как весенний ветер гонит шляпку по траве. Пришлось отдать Николаса матери и побежать за шляпкой. Она пробежала несколько ярдов, но сумела поймать шляпку, пока та не улетела еще дальше.
– Тебе лучше надеть ее, – посоветовала невестка.
– Ни за что! – воскликнула Виола, наматывая ленты на руку. – При таком ветре придется воткнуть в нее булавку, и тогда у меня уж точно голова разболится.
– Ты всегда ненавидела шляпки. Вечно их снимаешь! А еще я помню, как ты срывала шляпу и, смеясь, подкидывала в воздух…
Она совсем забыла об этом. Забыла, как скакала на лошади наперегонки с Джоном. Как он любил целовать ее, смешить. Забыла жаркое желание в его глазах. Забыла, какую власть он имел над ней. Забыла способность больно ее ранить.
– Один из цветов порвался.
Дафна коснулась букетика анютиных глазок, украшающего шляпку.
– Вряд ли его можно починить.
Виола уставилась на шелковые цветы. Ученые зовут анютины глазки фиалкой трехцветной. Фиалки. Ее тезки…
– Некоторые вещи невозможно ни починить, ни исправить, – прошептала она.
– Может, нам стоит завтра проехаться по магазинам и купить тебе новую шляпу? А заодно заглянем в «Беллз».
Пальцы Виолы судорожно сжали поля шляпки.
– К драпировщикам?
– Я слышала, они получили прекрасный бархат разных расцветок. Хотелось бы на них посмотреть.
Перед глазами Виолы мелькнула хорошенькая женщина в красной шляпе, смеющаяся над рулонами бархата.
– Они не так уж хороши.
– Значит, ты их видела?
– Сегодня днем мы с Хэммондом были в «Беллз»… и… и видели там леди Дарвин. Поэтому мы с Джоном поссорились. Четыре года назад она была его любовницей.
– Теперь у него нет любовницы. Он порвал с Эммой Роулинс, и я слышала, что она отправилась во Францию.
– Это не имеет значения, Дафна. Он запросто найдет кого-нибудь еще. Как всегда. А мне придется встречаться с ней, слышать, что говорят о ней люди, как было со всеми прежними любовницами.
Дафна молча смотрела на золовку. Виола вздохнула:
– Мне не следовало расстраиваться из-за этой встречи с леди Дарвин, но я расстроилась. Во всем виновата нежность, с которой она смотрела на Джона. Она когда-то была влюблена в него. Я знаю. И знаю, что она – в прошлом, но все равно мне очень больно. Больно каждый раз. С каждой новой женщиной. И все же он хочет, чтобы я вернулась к нему, словно ничего не произошло.
Дафна погладила Николаса по спинке, а потом задала Виоле совершенно неожиданный вопрос:
– Скажи, что такого ужасного в том, чтобы снова жить с Хэммондом?
Виола от изумления потеряла дар речи.
– Как ты можешь спрашивать… после того, что он сделал? – выдавила она, наконец.
– Я все знаю о леди Дарвин, Эмме Роулинс и остальных женщинах, но разве невозможно забыть прошлое и начать жизнь сначала? Вдвоем с мужем?
Виола не хотела начинать жизнь сначала. Особенно вдвоем с мужем. Он того не стоил.
– Невозможно начать новую жизнь с распутником и лгуном! – отрезала она. – Сколько раз он доказывал, что недостоин моего доверия?!
– Для того чтобы заслужить доверие, требуется время, а у вас двоих его было слишком мало, несмотря на почти девятилетний срок супружеской жизни. Может, время – именно то, что вам нужно, чтобы найти общую почву для интересов и научиться жить в мире?
Виола неловко заерзала. Она сорвала покалеченный цветок со шляпки и бросила на землю.
– Между мной и Хэммондом нет ничего общего, мы никогда не жили в мире. Даже когда в моих глазах сверкали романтические звезды, и я пылала любовью к нему, мы постоянно ругались.
Она сжала в руке шелковый букет, думая о тех суматошных днях, когда они с мужем жили вместе: страстные ссоры и не менее страстные примирения. Она не хотела скандалить с Хэммондом, но и мириться тоже не хотела. И уж конечно, не желала говорить о нем.
Дафна, однако, настроилась на откровенный разговор.
– Теперь вы оба стали старше, мудрее. Неужели нельзя найти способ поладить друг с другом?
– Значит, по-твоему, в этом и есть смысл брака? Просто ладить друг с другом?
Фиалковые глаза Дафны были серьезны.
– Поверишь или нет, но по большей части это именно так. Не слишком романтично, полагаю, но очень верно!
Примирение с Хэммондом казалось не только неромантичным, но и попросту невозможным.
– Ты счастлива в браке и не поймешь меня.
– Почему же? Тобой руководит гордость, и у тебя есть достаточно веских причин, чтобы не доверять ему. Но и у мужчин есть своя гордость, и, подозреваю, у Хэммонда ее в избытке. Ведь его нельзя назвать человеком открытым и откровенным.
– У него просто нет сердца.