Супружеское ложе
Шрифт:
Да и стоит ли бежать за ней? Он спросил, могут ли они поговорить, но она вполне справедливо указала, что говорить им не о чем.
Он подождал, пока Виола подойдет к дому Треморов, и с проклятием ударил кулаком о ладонь. Дьявол все побери, они только-только поладили!
Появление Пегги Дарвин было худшим из всего, что могло случиться. Неужели нечто подобное ждет их каждый раз, когда они куда-нибудь соберутся выйти? Если так, не помогут никакие молитвы.
Она по-прежнему не оглядывалась. Может, лучше действительно оставить ее в покое?
«Конечно,
Только не в этот раз.
Джон пересек Гросвенор-сквер и вошел в дом как раз в тот момент, когда она ступила на верхнюю площадку лестницы.
– Виола, подожди.
Она не остановилась.
– И кто же из нас убегает? – крикнул он ей в спину.
Его слова отдались эхом в холле, но ответа он не получил. И тогда, игнорируя любопытные взгляды слуг Тремора, Джон помчался по лестнице, стараясь догнать Виолу, что удалось ему только в конце коридора второго этажа. Виола попыталась захлопнуть дверь перед его носом, но не на того напала! Джон успел схватиться за ручку и ворваться в комнату.
Он сразу понял, что оказался в спальне Виолы. Селеста Харпер, ее горничная, раскладывала на постели туалеты госпожи.
– Харпер, оставьте нас, – велел он.
– Нет, Селеста! – вскинулась Виола. – Оставайтесь па месте!
Джон больше ничего не сказал, однако горничная знала, кому подчиняться. В конце концов, кто платит жалованье, тот и хозяин, а в данном случае платил Джон. Поэтому девушка поспешно сделала книксен перед господами и поспешила прочь.
– Как ты смеешь преследовать меня, да еще и командовать моей горничной?! – возмутилась Виола, как только закрылась дверь. – Это не твой дом. Немедленно убирайся, или я прикажу Энтони выбросить тебя вон!
– Нельзя же вечно прятаться за спину брата. Это ничего не решит.
– Убирайся! Иди и поищи дамское общество, которое будет к тебе более благосклонно!
– Больше этого не будет! Клянусь Богом, не будет! Я не собираюсь вести с тобой постоянную войну и не потерплю, чтобы ты постоянно напоминала мне о тех обстоятельствах, которые я не в силах изменить. Прошлое есть прошлое, и с ним уже ничего не поделать! И больше мне нечего сказать.
– То есть как это «нечего сказать»? Почему не придумать что-то остроумное, меткое, чтобы рассмешить меня и отвлечь от неприятной ситуации, сложившейся между нами? Разве это не твоя обычная тактика?
Эти слова ранили Джона. Жестоко. Глубоко. Но он не пожелал показать Виоле, насколько сильно задет.
– Как ни странно, дорогая, я не могу придумать ни одной остроумной реплики. И мне в голову не приходит попытаться рассмешить тебя. Жаль, конечно, но я не могу. И мне нечего сказать о Пегги, Энн, Элси и любой другой женщине, с которой крутил романы. Тебе придется смириться с тем, что все было именно так.
– Ну да, понять и простить? Весьма удобно для тебя!
– Хочешь, чтобы я подробно рассказал о Пегги, чтобы ты еще сильнее стала меня презирать? – раздраженно спросил он, изнемогая от бесплодности этого разговора. – Ты этого хочешь?
Виола не ответила.
– Кое-кто из женщин, с которыми я флиртовал, совершенно мне безразличны, – продолжал он, уязвленный ее молчанием. – Вроде Энн Помрой. Она использовала меня, я использовал ее. Неприятно, но это так. А вот Пегги была другой. У нас с ней много общего. Поэтому мы и сошлись. Одиночество наших пустых, бессмысленных, разумных браков.
Боль исказила лицо Виолы, боль, которая отразилась и в его глазах. Но Джон не остановился.
– Мы с Пегги утешали друг друга. Поверь, мы оба нуждались в утешении.
– Не нужно! – простонала она, зажав уши руками. – Я не хочу этого слышать!
– Ты должна все выслушать, поскольку постоянно осыпаешь меня упреками. Мы с Пегги были любовниками чуть больше года. Она была веселым компаньоном и теплой, любящей женщиной. И мы оба наслаждались нашими отношениями. Пока они длились.
– Отвратительно уже то, что мне приходится повсюду сталкиваться с твоими любовницами. Я не обязана стоять здесь и слушать, как ты поешь им дифирамбы.
Виола попыталась обойти мужа, но Джон загородил ей дорогу.
– Почему нет? Или это действительно тревожит тебя? – Он вдруг понял, как безжалостно мучает ее, но упрямо продолжал говорить, чувствуя, что жесток, что… черт побери, виновен во всем! – Разве Снежные королевы нуждаются в ком-то?
Виола отвернула лицо, но ему был виден ее профиль. Он заметил, как дрогнули ее губы и сжались в, тонкую жесткую линию.
– Я мог бы сказать, что связь с Пегги ничего не значила, потому что именно это обычно говорят мужчины своим женам, но в данном случае я солгал бы.
– Можно подумать, тебе так трудно лгать!
– Но для меня она значила много. Только это была не любовь, даже близко не напоминало любовь. Просто два одиноких человека искренне симпатизировали друг другу и нуждались в тепле и доброте.
– Пегги Дарвин была влюблена в тебя!
– Вздор!
– Это не вздор. Она с ума сходила по тебе, и все это знают. Все, кроме тебя.
Виола попыталась отвернуться, но Джон схватил ее за плечи.
– Это не любовь, Виола, это совсем другое – вожделение, потребность поговорить с кем-то, найти утешение в чьих-то объятиях, и больше ничего.
Виола недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. Джон сжал ее подбородок, повернул лицом к себе и увидел влажную дорожку на щеке. Слеза упала на руку и обожгла кожу.
– Иисусе всемогущий!
Он отпустил Виолу и прижался спиной к окну, ненавидя ее за восемь лет отчуждения между ними, но еще больше ненавидя себя за то, что дал ей столько причин для этого отчуждения.
– Чего ты хочешь от меня? Дьявол все побери, женщина, чего ты хочешь?!
– Абсолютно ничего. Это ты все время чего-то от меня хочешь. То, чего я не могу дать. Все кончено, Джон, и ты ничего не можешь вернуть. Некоторые вещи попросту не поддаются исправлению. – С этими словами она повернулась и побежала к двери.