Суровое испытание
Шрифт:
После уроков он первым делом зашел на домашнюю страничку интерната «Чаэ», чтобы отыскать общежитского куратора Ёнду. Среди восьми кураторов обнаружил ту самую дамочку с конским хвостом – звали ее Юн Чаэ, и лет ей было двадцать пять. Он задумался, есть ли связь между ее именем и названием интерната, и еще раз внимательно пробежался по ее анкете.
Когда ребята закончили с уборкой и разошлись, он направился в общежитие на поиски Ёнду. Комнаты воспитанниц располагались на третьем этаже. Миновав длинный коридор, ведущий из учебной части в жилой комплекс, он отыскал нужную комнату. Здесь жили шесть учениц седьмого, восьмого и девятого классов. В комнате стояли три двухэтажные кровати и огромный стол у окна. Ветер колыхал белые кружевные занавески на окне, за ним, далеко-далеко,
Когда он вошел, четыре ученицы встали с мест. На их лицах было написано удивление. Лишь Юри осталась сидеть на кровати. В глазах этого ребенка с третьей степенью умственной отсталости, сжимающего в руках маленького плюшевого мишку, сквозил нескрываемый ужас.
– Где Ёнду? – спросил он на языке жестов.
Девочки хранили молчание. На их лицах скорее читалось не «не знаем», а «не можем сказать».
– Юри, ты же дружишь с Ёнду? Где она?
Юри сидела с опущенными глазами и гладила по голове своего плюшевого медведя. Казалось, еще немного – и ветхие, прогнившие нитки лопнут, выпустив наружу всю вату. Юри упорно избегала взгляда учителя.
Он вспомнил общеизвестную истину, что с помощью слов можно передать лишь десять процентов содержания. Недостаточно облечь сообщение в звуки, важны интонация, контекст, жесты и мимика – только так можно полностью передать смысл. Когда появились мессенджеры и они с женой осваивали виртуальное общение, иногда едва не доходило до ссор, ведь в киберпространстве невозможно полноценно передать все нюансы речи. Впрочем, это касалось не только общения в мессенджере. Он вдруг вспомнил свою дочь Сэми. К примеру, стоило ее отругать, пятилетняя дочка могла ответить: «Я тебя не люблю!», однако глаза и тело Сэми говорили другое. Его сердце расшифровывало эту фразу так: «Мне грустно, что я расстроила папу. Мне хочется радовать его. Я хочу быть любимой!» В случае с Сэми это было несложно, потому что он любил свою дочь и мгновенно мог распознать и воспринять невербальный смысл сказанного ею. Лицо Сэми вдруг отодвинулось на задний план: он вспомнил огонек, что на мгновение вспыхнул и погас в устремленных на него глазах Ёнду. Он снова заговорил, стараясь на своем никудышном языке жестов передать, что у него на душе:
– Я действительно волнуюсь за Ёнду.
Девочки переглянулись и обменялись едва заметными жестами. Если бы они общались на обычном языке, это можно было бы сравнить с перешептыванием, но для него их знаки оставались непостижимой головоломкой.
– Пожалуйста, скажите мне! Я правда хочу ей помочь. Я на все готов ради вас.
Ему и во сне не могло присниться, что он, учитель, будет говорить детям подобные вещи.
«Ты чего цирк устраиваешь? Опомнись, старик! Ты же там не в качестве сотрудника службы спасения 119!» – скорей всего, так бы отреагировал его бывший компаньон по бизнесу, который всячески отговаривал его от места преподавателя спецшколы в Муджине.
«Если вдуматься, кто кому может помочь в этой жизни? Ведь помощь в конечном счете означает лишь удовлетворение тщеславия того, кто эту помощь оказывает. Брось! Вот попросят тебя – тогда и поможешь!» – так он сам в свое время говорил приятелю, который хотел помочь попавшей в переделку Со Юджин.
«Да что с тобой? Пожалуйста, больше не заставляй меня так унижаться!» – услышал он голос жены. И славный Кан Инхо, не привыкший перечить жене, ответил самому себе: «Признайся честно. Ты приехал сюда совсем не для того, чтобы сделать свой добрый вклад в этот мир, как преподнес это Со Юджин. Ты здесь только ради денег. Спору нет, здорово творить добро и за это получать
Ему захотелось по дороге домой заглянуть к Со Юджин, они пропустят по стаканчику, и, быть может, он ей скажет:
– И ты, и я – всего лишь крохотные винтики в этом необъятном мире. Даже если мы двое выйдем из игры, земля по-прежнему будет вертеться. Так что пойдем-ка лучше в караоке и споем песню навроде «Ничего не попишешь, ведь так все устроено…».
А потом, пьяные, они зашагают по улице, и он скажет Юджин, чтобы шла домой, а сам отправится на улицу красных фонарей в поисках той малолетней косенькой девицы. На счастье или на беду, она снова с хохотом вцепится в него: «А, это тот дяденька, что попахивает Сеулом!», и он, якобы не сумев побороть искушения, последует за ней. И тут выяснится, что Со Юджин не пошла домой, а следит за ним. Она возмутится: «Кан Инхо! Ты что, и вправду намерен так жить?» Он попробует оправдаться, мол, нет, не хочу, но что поделать? Ведь все так живут…
Он не заметил, как Юри встала с кровати. Внезапно она потянула его за край одежды, а у остальных четырех девочек в глазах загорелся страх, словно вспыхнувшие во мраке спички. И тогда он понял, что Юри, та самая Юри с третьей степенью умственной отсталости, увлекает его в самую гущу всего этого кошмара. C одной стороны, этого он добивался, а с другой – совершенно не желал.
С плюшевым мишкой под мышкой Юри шла по сумрачному коридору, опередив его на несколько шагов. Когда он ее догонял, она убегала вперед, а если отставал, оглядывалась и ждала, будто бы давая понять, чтобы держал дистанцию в три-четыре шага. По дороге им встретилась ватага мальчишек, направлявшихся в компьютерный класс. Они кивнули ему в знак приветствия. Окна общежития выходили на Г-образное крыло учебного корпуса: в учительской горел свет, мерцая в сизых сумерках. Черные громады деревьев раскачивались на ветру, разметав косматые ветки. Кан Инхо, словно под гипнозом, следовал за Юри.
Поразительно, но шаги Юри были практически не слышны. Маленьким невесомым ангелом она точно плыла по воздуху. В полумраке, прислушиваясь к звуку собственных шагов, Кан Инхо поднялся вслед за ней этажом выше. Юри свернула в темный коридор и остановилась, и до его ушей донеслось дребезжание стиральной машины. Из-под двери прачечной пробивался свет, и больше ни единого огонька в поле зрения. Убедившись, что он все понял, Юри повернула обратно. А когда ее темно-синий спортивный костюм исчез за углом, из прачечной раздался вопль.
Он открыл дверь. Это было довольно просторное помещение, где общежитские ребята сами стирали свою одежду. Он сначала не поверил своим глазам. Три рослые ученицы старших классов обступили огромную стиральную машинку, две из них держали Ёнду за плечи, а третья пыталась силком затолкать ее руку в крутящийся барабан. И хотя сработала функция отключения отжима при открытии дверки, барабан все еще довольно быстро вращался. Ёнду кричала.
– Вы что творите? – неожиданно для самого себя гаркнул Кан Инхо.
Оглянулся лишь один человек, которого он поначалу не заметил: Юн Чаэ. Ее раскосые глаза столкнулись с его взглядом. Поразило то, что в них читались одновременно гнев и затравленность.
Он бросился вперед, чтобы оттащить Ёнду, и старшеклассницы враз обернулись вместе со своей жертвой. Вырвав ее из их рук, Кан Инхо порывисто прижал Ёнду к груди. Неожиданно она оттолкнула его. Но затем, осознав, что учитель пришел сюда за ней, укрылась за его спиной. Дребезжание замедляющегося барабана резало уши.