Суровые времена
Шрифт:
Таглиосский его был великолепен, учитывая, что еще вчера он не знал на нем ни слова.
Из задней комнаты, согнувшись, еле переставляя ноги, вышла матушка Гота. Она, по обычаю женщины нюень бао перед лицом катастрофы, сварила нам чаю. Наверняка то был худший день в ее жизни. Чай оказался хорошим.
Капитан снова испытующе взглянул на дядюшку Доя и опустился возле меня на колени.
– Что здесь случилось, Мурген?
– Толком не знаю. Начало пропустил. Я заколол одного. Вон того. От толчка
Вокруг были разбросаны обуглившиеся страницы. Рука болела ужасно.
– Повсюду были мертвые. Что и как, я не видел. Очнулся лишь недавно.
Костоправ переглянулся с Мотером и правой рукой сделал жест, изображавший дядюшку Доя.
Корди Мотер на отличном нюень бао попросил дядюшку рассказать, как было дело.
Поистине, ночь тысячи сюрпризов!
– Эти Обманники были умелы, – сказал дядюшка Дой. – Напали без предупреждения. Я проснулся лишь на миг раньше, чем двое навалились на меня.
Он объяснил, как избежал смерти, сломав чей-то хребет и чью-то шею. Содеянное он описывал цинично и даже критически.
Не пощадил ни Тай Дэя, ни себя самого. Себя он винил в том, что, поддавшись гневу, пустился в погоню за бежавшими Обманниками, чье бегство оказалось диверсией. Тай Дэй, которого еще не успели и унести, заслужил критику тем, что поддался мимолетным колебаниям, стоившим ему сломанной руки.
– Дешево отделался, нечего сказать, – заметил Костоправ.
Дядюшка Дой кивнул, пропуская мимо ушей сарказм капитана. Он стоически платил за то, что позволил обмануть себя.
В моих комнатах, обнаружилось четырнадцать трупов не считая тех, что уничтожили Анналы. Двенадцать Обманников, моя жена и мой племянник. Шестеро были убиты Бледным Жезлом, трое – руками Тай Дэя. Двоих уложила матушка Гота, а одного заколол я.
Сжав мое плечо, что должно было означать умиротворяющий жест, дядюшка Дой сказал:
– Воин не губит женщин и детей. Это – дело зверей. Когда звери убивают людей, люди бывают вынуждены излавливать и уничтожать их.
– Хорошо сказано, – заметил Костоправ. – Но Обманники никогда и не называли себя воинами.
Дядюшкина речь не произвела на него впечатления.
Мотер тоже не слишком растрогался.
– Такова их вера, отче. Таков их Путь. Они – жрецы Смерти. Ни пол, ни возраст тех, кого приносят в жертву, не значат ничего. Жертвы отправляются прямиком в рай, избегая нового оборота колеса жизни, сколь бы ни отягощена была их карма.
Лицо Дядюшки Доя потемнело.
– Я знаю обычаи туга. Не говори больше о туга.
Он, судя по всему, не услышал ничего нового для себя.
Корди зловеще улыбнулся:
– Вы, вероятно, заняли почетное место
Я слышал болтовню Мотера, но не отметил ее как нечто осмысленное.
– Туга – не более безумна, чем любая другая вера.
Слова мои оскорбили всех в равной мере.
И – к лучшему.
Мотер принялся орать на своих гвардейцев, не оправдавших высокого доверия. Мое несчастье было лишь одним из многих, и число их продолжало расти.
Я тупо сказал:
– Мотер, от таких штук невозможно уберечься. Они же не бойцы. – Я швырнул обугленными листами, которые еще сжимал в руке, в ближайший труп. – Они пришли, намереваясь в полночь устроить здесь свой рай. Возможно, даже без всяких планов отступления. Капитан, – тут я понизил голос, – надо бы посмотреть, что с Копченым.
Костоправ нахмурился, словно я разом выдал все возможные, тайны, но сказал лишь:
– Тебе что-нибудь нужно? Хочешь, чтоб кто-нибудь остался с тобой?
Он понимал, что значила для меня Сари.
– Вот откуда я начал проваливаться в прошлое, капитан. Пока семья была со мной, они меня успокаивали, если в голове начиналась заваруха. Ты вправду хочешь мне помочь? Поправь Тай Дэю руку. А там – иди, делай, что должен.
Костоправ кивнул и сделал легкий жест, обычно означавший: «Трогай!» Сейчас этот жест говорил куда больше. Он говорил, что однажды утром Нарайян Сингх проснется и увидит, какую бурю посеял. Нигде в мире для него больше нет безопасного места.
Я поднялся и угрюмо направился в спальню. Позади застонал Тай Дэй – капитан выправлял его руку. Занимаясь этим, Старик раздавал приказы, означавшие значительную интенсификацию военных действий.
Дядюшка Дой последовал за мной.
Свершившееся причиняет меньше боли, чем предчувствия грядущего. Я снял с шеи жены румель и некоторое время стоял с ним в руке, глядя на нее. Душила, должно быть, был настоящим мастером. Шея ее не была сломана, и даже кровоподтека на горле не было. Казалось, она уснула. Хотя, взяв ее за запястье, я не ощутил биения пульса.
– Дядюшка Дой, можно, я побуду один?
– Конечно. Но сначала выпей это. Оно поможет тебе отдохнуть.
Он подал мне какую-то жидкость, пахнувшую на редкость омерзительно.
В первый ли раз?
Он ушел. Я в последний раз лег рядом с Сари и держал ее за руку, пока снадобье не растеклось по телу, призывая ко сну. Я передумал все обычные мысли, вынашивая обычные планы мести. Потом в голову пришло немыслимое: может, и хорошо, что это случилось до того, как Сари по-настоящему успела узнать, что значит принадлежать к Отряду.