Суррогатный муж
Шрифт:
Разбудил меня звонок домофона. Сквозь пелену сна я подумала: «Кому понадобилось звонить в дверь к нам, туристам?! О времена, о нравы!»
Фыркнув в адрес настойчивости звонящего и убедившись, что на часах раннее утро, я снова заснула. Только спустя шесть часов, увидев сообщение от Паоло, я вспомнила, что обещала ему утренний кофе перед тем, как он поедет в офис. Ну что ж, увидимся в другой раз.
Проспав завтрак, мы собрали вещи и поспешили увидеть Рим при свете солнца. Весело обсудив с Бруно географию путешествия, поставили символическую отметку на карте мира о месте нашего ПМЖ. Тепло обнявшись, по итальянскому обычаю расцеловались и с прекрасным настроением и следом от плюшевой бороды Бруно отправились к Римскому форуму.
Плюс
В часе езды от Венеции мы остановились в Абано-Терме. Довольная публика, дедушки на «феррари» и бабушки в драйвовых танцах. Из номера – чудесный вид на шелестящий ярко-зеленой шубой из плюща дом. Спустя пару часов дождь сделал его еще более сказочным. Таким видом я могу любоваться долго… Но времени нет, впереди Венеция.
Вот где полетел к чертям наш умный график! Я делала вид, что не замечаю попыток брата сократить наш маршрут и не слышу бесконечных напоминаний о времени. Как можно спешить там, где время остановилось? Каждое строение, каждый дом побуждают читать их характер. Столько харизмы в этих противостоящих воде стенах!..
Намозолив ноги, в носках по земле и с кроссовками подмышкой мы двинулись к авто. Благодаря моей неспешности из маршрута выпал пункт «Кёнигсзе» 14 , так что не только кофе с Паоло был отложен на другой раз. Пошел дождь, все счастливо закричали и открыли окна машины. Несмотря на всеобщий восторг, люк остался задраенным.
14
Кёнигсзе – озеро на юго-востоке Баварии.
Сев по-турецки на заднем сиденье, я усиленно искала место ночлега. Перед глазами конвейерной лентой крутился список отелей с красной отметкой «время регистрации закончилось». Невероятным образом, невзирая на отклонение от маршрута, я получила согласие от команды на отель в Туксе 15 .
Тяжелый путь: ночь, серпантин, закладывает уши от подъема на высоту. Временами было откровенно страшно. Все клевали носом, брат рулил, бодрясь из последних сил. Вдруг за окном появилась деревня Санта-Клауса, не иначе! Нарядные огоньки, аккуратные домики, все такое «ми-ми-ми», какая-то нереальная территория. Проехав волшебство и забравшись так высоко, что выше только звезды, мы нашли гостевой дом. Администратор ждал, хотя был второй час ночи. Без промедления и с большим наслаждением мы упали на самые мягкие в мире одеяла.
15
Тукс – горнолыжный курорт. – Примеч. автора.
Из плюс сорок четыре – в плюс четыре! Вот где лучший сон! Поразительная картина за окном – срочно захотелось увидеть это без стекла. Плотный туман скрывал часть пейзажей, но такую природу не спрячешь. Случайность завела нас в фантастические места. Может, и правда все случайности не случайны? Глубоко задумываюсь, застревая взглядом на альпийских лугах.
Итак, завтра нам улетать, а мы еще не в Германии даже. И Нойшванштайн 16 не видели. (Спустя несколько часов мы его посмотрели, пообедали в местном ресторане и испили там же сваренного вкуснейшего пива.) Неужели завтра самолет?!
16
Нойшванштайн –
На самом деле лететь в Екатеринбург с ворохом разнообразных, ярких, по-новому шуршащих впечатлений – особое удовольствие. Я очень люблю встречи с родными по возвращении, веселую «раздачу слонов» и отпускную ауру, которая заражает настроением остальных. Мое лицо после отпуска всегда выдает все подробности приключений – эффект, на который не способна ни одна косметическая процедура.
Второй круг
Я в России.
Последние три дня Антонио сходил с ума от нетерпения, желая узнать, какой же след оставила в моей душе, а желательно сразу в сердце, наша встреча. Он обстреливал меня вопросами о том, что именно я рассказала о нем родителям и какое мнение у них сложилось. Думаю, ответом он был расстроен: я погасила его энтузиазм общей фразой. Он сразу заметно сник, так как готовился к подробностям. Видимо, ему наше свидание представлялось настолько масштабным, что должно было непременно войти в историю одной русской семьи, разделив ее жизнь на «до» и «после». Он во чтобы то ни стало хотел прояснить статус наших отношений, с чего-то решив, что мы можем быть больше чем друзьями, которыми мы даже не были.
У меня сразу начался процесс отторжения, но тем не менее дружбу я предложила. Он вышел из себя, чем сильно напугал: память услужливо подсунула все тревожные моменты, подкрасив их изображением итальянских глаз-маслин, сверкающих фанатичным огнем из черных глубин. В общем, грубую итальянскую истерику в его исполнении я сразу свернула.
И мое молчание длилось полгода.
Антонио довольно быстро успокоился и робкими поползновениями в виде жалобных сообщений нащупывал почву для возврата в прежнее русло наших псевдосемейных отношений. Я игнорировала эти попытки. Даже его сентиментальное сообщение о землетрясении на Искье, которое случилось по моим следам, не изменило моего решения.
Его изменил Новый год. Ведь даже злые ведьмы добреют в преддверии Рождества. Правда, вместе с итальянцем под амнистию попал и мой муж – после девяти месяцев раздельного проживания и девяноста девяти его просьб ко мне дать ему второй шанс.
И моя жизнь снова потекла по двум направлениям – в реальном и виртуальном пространстве. Прискорбно было то, что суррогатный муж, коим я окрестила Антонио, больше интересовался событиями моей жизни, чем настоящий, который своим отношением к семье напоминал нечто безучастное из папье-маше.
Про жизнь семейную.
Как-то не доверяю я этому прилагательному и пока не считаю себя замужней (почти год раздельно не может пройти бесследно), несмотря на то что состою в официальном браке и в доме моем живет особь мужского пола – муж. Для меня это эксперимент, почти научный. Бывают результативные дни, бывают антирезультативные. Но, как увлеченный своей гипотезой ученый, я не сдаюсь. Если хандрю, то не больше пяти минут, а если радуюсь, то минимум световой день. Но разве истинную любовь стоит дрессировать?..
Минуты отчаяния – это самое ужасное. Ночь, состоящая из них, полна бессонницы и непрекращающегося зуда. Очень тяжело дается поражение надежд. Особенно тогда, когда были искры их свершения, но огонь так и не разгорелся. Странно, но признавать очевидное очень тяжело, очень. Чувствуешь себя ядом отравленной. Дом становится токсичным пространством. Простынь, на которой лежишь без сна, жжет во всех местах, а ты мечешься по дивану взад-вперед с пересохшим горлом: и вставать в напряженно-холодную темноту комнаты нет желания, и лежать не хватает душевных сил. Утро приходит как избавитель, но лицо его серое и ничего не сулящее – до того момента, пока ты не примешь судьбоносное решение.