Суси-нуар. Занимательное муракамиедение
Шрифт:
– В самом деле, – удовлетворенно кивает Мураками.
День 4
Тунайча – Симау (3 июля)
С утра отправляемся на рыбалку. Забираемся за озеро Тунайча, на песчаные косы ближе к мысу Симау. Находим подходящую речку, выгружаемся и разбиваем простенький лагерь.
Каждый получает по здоровенному удилищу. Водитель Сергей насаживает первого червяка. Юми-сан с перекошенным от сострадания лицом наблюдает за этой операцией.
– А что, без червяка нельзя?
– Можно, – очень серьезно говорит Мураками. – Особенно если не хочешь ничего поймать.
– Ну я все равно попробую…
Следующие
Через полчаса водитель Сергей вытягивает увесистую форельку величиной с ладонь.
Мураками вздыхает.
Еще через полчаса водитель Сергей вытягивает форельку величиной с пол-ладони. Мураками вздыхает.
– Мураками-сан, да у вас просто место неудачное! – утешает Сергей. – Пойдемте вверх по реке!
– Да тут, похоже, дело не в месте… – обреченно качает головой Мураками.
Еще через полчаса с крючка Мураками срывается рыба неопознанной породы и неизвестной величины.
– Вот так! – философски констатирует он. – Ушла моя рыба… Или это я сам ее отпустил?
ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
Сегодня мне сказали: «Пойдем на рыбалку!» – и вручили удочку, а также несколько червячков. Не хочу скромничать, но за всю жизнь я ни на одной рыбалке ничего приличного не поймал. Как, разумеется, и на этот раз. То есть – вообще ни рыбки.
Однако сидеть, опустив ноги в прохладную речку, и глядеть, как течет вода, – занятие само по себе замечательное. Как утверждают нейрофизиологи, человек, долго глядящий на красивую водную гладь, перестает думать сложные мысли. Ибо сам мозг больше не видит нужды поддерживать этот мудреный процесс. Похоже, речная вода Сахалина обладает повышенным биополем для подобной психологической самоочистки.
Но в целом Сахалин – безусловно, рыбацкий рай. Хоть я и знаю, что на это всегда отвечают истинные рыболовы…
Убедившись, что день сегодня не рыбный, сматываем удочки и идем искать краба. Полдень, самый отлив: забреди в море хоть на полкилометра, воды все равно по щиколотку. Точнее, даже не воды, а серо-буро-зеленой морской травы, от которой над бухтой поднимается терпкий, густой запах йода. Ступать по водорослям босиком – одно удовольствие.
– Погуляйте, погуляйте… – приговаривает Им-сан, вороша ламинарии самодельным багром-крабоискателем. – Кто по этой травке гуляет, потом целый год не болеет. Иммунитет! За такой массаж на мировых курортах бешеные деньги платят! А у нас тут ходи-броди сколько душе угодно… Только шагайте осторожно! А то можете на краба наступить!
Очень скоро набредаем на краба. Потом на еще одного. Зверюги небольшие, но увесистые. Всеобщему восторгу нет предела. Юми-сан берет одного, относит в сторонку, долго о чем-то с ним разговаривает, потом опускает обратно в воду.
– Спасибо, Кани-сама, – доносится до меня. – Уж простите, что мы вас все время едим…
– Ну, что? – бодро спрашивает Им-сан. – Этих будем варить? Или у рыбаков по дешевке купим?
– Пожалуй, лучше у рыбаков, – решаю я, косясь на бедную женщину.
У рыбаков, раскинувших сети в километре от нас, приобретаем одиннадцать колючих зверюг за пятьдесят рублей и несем «добычу» в лагерь. Там над костром с шашлыками уже колдует неутомимый Цудзуки. Мураками, впрочем, от мяса отказывается. Заявив, что подождет, пока сварятся крабы, убредает к морю и долго гуляет в одиночестве по кромке прибоя.
ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
Только отъедешь за город – сразу оказываешься в совершенно диких местах. Ни домов вдоль дорог, ни судов в море – огромная Природа как она есть. Даже на побережье очень много цветов – клевера, ландышей, одуванчиков, над которыми порхают огромные бабочки. Вокруг так и носятся стайками ласточки. А далеко на горизонте белеет башенка маяка.
– Этот маяк японцы построили, еще до войны, – рассказывает местный рыбак, пришедший к отливу за крабом. – Так и пользуемся им до сих пор. Японцы хорошие маяки строят. Все продумают, чертежи нарисуют, а потом уже строят, один раз – и на века. Не то что русские – наворотят как попало, а потом переделывать приходится…
Он качает головой и ворошит багром морскую траву под ногами. Крабы прячутся в гуще водорослей, затаив дыхание, точно древние инстинкты в глубинах нашего подсознания.
– Поздравляю! Сейчас мы втроем съели примерно тысячу долларов, – объявляет Цудзуки, окидывая сытым взглядом кучку пустых хитиновых ног на столе. – По японским ценам, разумеется…
– Да уж, – соглашается Мураками. – Годовую норму японца в поедании крабов я сейчас перевыполнил.
Одиннадцать панцирей, каждый с распахнутую ладонь, алеют в траве то ли скальпами поверженного врага, то ли коллекцией самурайской геральдики. Юми-сан собирает их один за другим в пакет и идет мыть на речку.
– Дома из них какой-нибудь дизайн смастерю, – говорит она. – Иначе никто не поверит, что мы столько съели.
Мураками снова уходит к прибою, ложится на песок и закрывает глаза.
– Может, ему нехорошо? – пугается Ирина.
– Да нет, – говорю я. – По-моему, как раз наоборот…
Очень тихо. Только прилив, набирая силу, шуршит волнами. Пахнет йодом и крабами. Автор «Кафки на взморье» лежит на сахалинском взморье и, похоже, не торопится никуда уходить.
ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:
– Для краба у нас два сезона, – говорит рыбак. – Или сейчас, в июле, или в середине зимы. К зиме вода замерзает накрепко, лунки сверлим. Повозиться, конечно, приходится. Но зимой он как раз самый вкусный. Мясо от холода плотное, сочное. Приезжайте в январе, сами попробуете…
Хороший там маяк или не очень – издали не разобрать, но пейзаж фантастический. Я долго смотрю на этот маяк. Очень тихо. Я ложусь на песок – и чувствую, что наконец-то добрался до края света. Нащупываю у себя внутри кнопку, выключаю тело и растворяюсь в абсолютной тишине.
«А ведь только здесь, на Сахалине, мне и удалось как следует отключиться! – проносится в голове. – Хотя, казалось бы, куда меня на свете ни заносило…»
Я закрываю глаза и думаю о зиме. О крабах, застывших в молчании под толщей угрюмого льда. И о том, как им, наверное, холодно.