Суть Времени 2013 № 23 (10 апреля 2013)
Шрифт:
И в заключение — два вопроса и ответа.
Готова ли Россия к тем бурным глобальным трансформациям, которые предвещает «кипрский прецедент»? — Явно не готова.
Осознала ли Россия необходимость к этим трансформациям форсированно готовиться? — Увы, похоже, все еще не осознала…
Информационно-психологическая война
Не освященный Октябрем
Другое тесто, из которого был сделан Бахтин, — это тесто яростного антикоммунистического и антисоветского монологизма. Монологизма окончательного и бесповоротного, лишенного полутонов и нюансов. Того самого монологизма, который Бахтин на словах ужасно порицает
Анна Кудинова
В
Так что же имеет в виду Бочаров, говоря о том, что Бахтин «из другого теста»? Из другого — значит, не из советского, утверждает Бочаров. Но это, как мы видим, лукавое смягчение.
Другое тесто, из которого был сделан Бахтин, — это тесто яростного антикоммунистического и антисоветского монологизма. Монологизма окончательного и бесповоротного, лишенного полутонов и нюансов. Того самого монологизма, который Бахтин на словах ужасно порицает.
В 1920-е годы Бахтин сказал о Есенине: «Не освящен Октябрем». Такая характеристика, безусловно, применима к самому Бахтину. И тут «не освящен Октябрем» — значит не готов к диалогу с советским духом во всех его проявлениях. То есть речь идет о прямой и безусловной присяге антисоветскому духу — опять же, в его наиболее крайних и последовательных проявлениях. Можно ли это сказать о Есенине, говорившем о своей готовности «задрав штаны, бежать за комсомолом»? Конечно, нет.
Так что же подразумевал Бахтин, причем в 1920-е годы? Согласитесь, тут без кожиновских отсылок к антисемитизму никак не обойтись. Говорим «не освящен Октябрем» — подразумеваем «не присягнул евреям». А когда говорим одно, а подразумеваем другое, то — готовим почву для очень определенной игры. Той самой, которую вели и сам Бахтин, и те, кто были ему созвучны по-настоящему.
Известен рассказ Бахтина о его бывшем соседе по орловщине Д. П. Святополк-Мирском. После революции Святополк-Мирский покинул Россию и обосновался в Англии. Но в 1930-е, увлекшись коммунистическими идеями, вернулся на родину и, как это называет Бахтин, «кончил здесь весьма печально». Вот как расценивает Бахтин изменившего своим первоначальным некоммунистическим взглядам Святополк-Мирского: «…типичный интеллигент, наивный. Наивный, так сказать, совершенно… Я так представляю себе: вероятно, английские коммунисты из лордов… ведь английская коммунистическая партия, она своеобразна; рабочих там почти нет, а лорды и интеллигенция только. Одним словом, экзотика быть непохожим на других…И вот на таких вот коммунистов из лордов похож был этот Святополк-Мирский. Тоже был лорд».
То есть Бахтин отрицает правду Святополк-Мирского. Спрашивается, почему — если он, Бахтин, сторонник диалогизма? Да потому что с красными в диалог не вступают. «Хороший красный — это мертвый красный».
Кстати, Святополк-Мирский, поддержавший красный тезис, пострадал за это в неизмеримо большей степени, чем Бахтин. А также другие члены группы Телемы, которую разбирает Сергей Кургинян в цикле «Кризис и другие».
Возьмем, к примеру, Пигулевскую, имевшую отношение к все той же Телеме. Нина Петровна Пигулевская — крупный советский специалист по истории стран Ближнего и Среднего Востока и Византии в раннее средневековье. Пигулевская проходила с Бахтиным по делу организации «Воскресение» и получила пятилетний срок. Однако это не помешало ее последующей карьере. Отбыв срок и вернувшись в 1934 г. в Ленинград, Пигулевская в период с 1934 по 1941 гг. опубликовала более двадцати работ. В 1938 г. ей без защиты присудили степень кандидата наук. В 1939 г. она защитила докторскую диссертацию. А в 1946 г. стала членом-корреспондентом АН СССР.
Согласитесь, есть странность в том, что Пигулевская, относящаяся к советской власти абсолютно непримиримо, этой властью фактически обласкана, а Святополк-Мирский…
А вот бахтинское высказывание о Горьком: «Он
А почему это он отчужден? Он кем работал до того, как ему взялся покровительствовать Андропов? Истопником? Часовщиком? А ведь были люди, которые, не принимая «советскую скверну», покидали любимую для них гуманитарную среду полностью и демонстративно начинали заниматься чем-то совершенно внеидеологическим.
Бахтин совсем не таков. Выбранный им тип взаимодействия с гуманитарной советской средой требует отдельного, достаточно внимательного рассмотрения.
Строго говоря, отчужден от гуманитарной среды Бахтин был лишь в начальный период кустанайской ссылки (она продлилась с февраля 1930 по июль 1934 г.), когда работал только экономистом местного райпотребсоюза. Позже он нашел подработку и преподавал в кустанайском педагогическом техникуме — то есть уже имел отношение к гуманитарной среде, пусть и к не самой высокой ее ступени.
Кроме того, несмотря на необходимость отдавать время не слишком-то интересной работе, Бахтин все-таки имел возможность заниматься и научными исследованиями. Да, условия его здешнего пребывания были непростыми. Однако их даже близко нельзя сравнить с условиями пребывания на Соловках, куда он должен был отправиться по приговору, но не отправился благодаря ходатайству многих влиятельных лиц: А. В. Луначарского, А. Н. Толстого, Е. П. Пешковой и других.
Срок ссылки Бахтина завершился в июле 1934 г., но он еще в течение двух лет продолжал жить и работать в Кустанае. Чем это вызвано? Отсутствием «пробивных» способностей, как считает Кожинов? Обострением болезни (Бахтин страдал множественным остеомиелитом — воспалением костного мозга)? Нежеланием, подобно Пигулевской, «вписываться» в советскую действительность? Так или иначе, но Бахтин заговорил о своем желании покинуть Кустанай только летом 1936 г., во время отпуска, проведенного в Москве и Ленинграде. Конкретно — сообщил о таком своем желании старому знакомому Павлу Николаевичу Медведеву.
Медведев, с которым Бахтин познакомился в начале 1920-х гг. в Витебске (Медведев входил в созданный здесь Бахтиным интеллектуальный кружок), в советскую действительность как раз вполне вписался: в 1936 году он уже известный литературовед, профессор Ленинградского института философии, литературы и истории (ЛИФЛИ).
На просьбу Бахтина Медведев отреагировал деятельно. Его ученик Г. С. Петров, мордвин по национальности, в то время занимал должность декана литературного факультета Мордовского государственного пединститута (МГПИ) в г. Саранске. Медведев, приехав в сентябре 1936 г. в Саранск по приглашению Петрова, чтобы прочитать в МГПИ курс лекций по советской литературе (Бахтин назвал это «он попросту ездил туда халтурить»), счел Саранск «подходящим» для Бахтина местом. По словам Бахтина, Медведеву показалось, что в МГПИ да и в Саранске в целом было «спокойно, тихо, все хорошо в то время». И потому он порекомендовал директору МГПИ А. Ф. Антонову, нуждавшемуся в кадрах, пригласить Бахтина на работу.
В октябре 1936 г. Бахтин был принят в МГПИ на должность преподавателя всеобщей литературы и методики преподавания литературы. Одновременно он продолжал научные занятия — работал над кандидатской диссертацией на тему «Стилистика романа».
Таким образом, Бахтин оказался плотно включен в советскую гуманитарную среду именно в Мордовии — причем в такое время, которое, вопреки оценке Медведева, трудно назвать «спокойным» и «тихим». Чтобы разобраться, есть ли что-то особое в том, что Бахтин включился в гуманитарную среду именно в Мордовии, необходимо хоть до какой-то степени вникнуть в мордовскую специфику. Что представляла собой в те годы Мордовия? Что представлял собой МГПИ?