Суть времени. Цикл передач. № 11-20
Шрифт:
О ней в данном случае я скажу коротко, потому что мне нужно поговорить более серьёзно о модерне и о политической философии. Не потому, что мне хочется быстрее переходить на теоретические темы, а потому, что именно внутри этой теоретической темы и есть основная политическая злоба дня.
О политической теории я хочу сказать следующее. Сейчас очень модно заниматься разного рода протестами. Люди реально возмущены очень многими безобразиями разного масштаба. И отговаривать людей, говорить им «не возмущайтесь» — нельзя. Наоборот, этот протест постольку, поскольку он справедлив, надо
Вопрос заключается не в том, что протест этот слишком резок, слишком острые формы принимает, что это беспокоит, и его хочется угомонить. Его хочется довести до политики. Потому что протест — это ещё не политика.
Вот люди протестуют против коррупции и засилия мафии. Справедлив ли этот протест? Конечно. Носит ли коррупция в нашем обществе ужасные формы? Разумеется. Нужно ли с ней бороться? На сто процентов. Погубит ли она страну, если с ней не бороться? Разумеется.
Но, люди, это уже не коррупция! И это уже не мафия. Я был одним из первых, кто под политическим углом зрения рассматривал мафию в Советском Союзе и затем в Российской Федерации. Я вам сейчас говорю и берусь это доказать: у нас нет мафии, у нас есть новые формы социально-политической организации общества.
Коррупция есть во всех странах мира. Но в тот момент, когда криминалитет замещает собой функции гражданского общества и оказывается в плотнейших симбиозах с властью, — это уже не коррупция.
Источником происходящего является тот самый третий уровень, на который я всё время обращаю внимание. Если первый уровень — это лидеры, второй уровень — это институты, то третий уровень — это классы. Власть как институт лидерства и политическая система — опёрты на некий класс.
Я знаю много приличных, порядочных людей, в том числе в высшей страте. Но вся страта как целое работает так, как будто бы она является целиком криминальной.
Это свойство, которое я могу объяснить на таком геофизическом примере, он мне близок. Вот есть руда. И в ней вкрапленности каких-нибудь сульфидов. Гранит вообще не проводит ток, а сульфиды очень хорошо его проводят. Но если это вкрапленности, то весь кусок ведёт себя, как гранит. А если есть хоть одна прожилка, то весь кусок ведёт себя по проводимости, как руда.
Так вот, сейчас мы имеем дело с какими-то вкрапленностями… Я совершенно не собираюсь мазать одной краской всех людей, но целое — это преступный класс паразитов, класс-фаг. Что значит в переделах этого класса бороться с коррупцией? Поздно пить боржом, когда отвалились почки. Какая коррупция, окститесь! С чем вы боретесь? Что вы имеете в виду, какую борьбу? Вы балаган устраиваете? Ну, вы уточните, что какие-то ведомства затратили неверные суммы на какие-то виды работ, и что? Вы что, не видите, что перед вами происходит?
Это класс, который пожрёт страну обязательно, потому что он — прорва. В пьесе у Виктора Сергеевича Розова «В поисках радости» одна женщина говорит другой: «Когда мы купим всё, мы займёмся духовными вещами». Та ей отвечает: «Всё ты никогда не купишь». — «Почему?» — «Потому что ты прорва».
Вот этот класс — прорва. Это прожорливый чужой. Это прожорливый зверь, беспощадный, не знающий удержу. Либо мы можем этот класс расколоть и поднять другой флаг в рамках этого же класса. Либо надо сформировать нечто, соизмеримое с ним. Осуществить этот социогенез — и начать все формы осторожной и одновременно очень мощной борьбы за территории, которые находятся между «старым» классом и вновь сформированной макросоциальной общностью. Это и есть война по Грамши.
Почему осторожной и очень мощной одновременно? Потому что если вы разрушите в ходе этой борьбы всё тело, то вы так же проиграли, как проиграл и этот класс. Он-то уползёт, а вы останетесь на обломках. Поэтому борьбу надо вести в «стеклянном доме». Не с помощью камней, а с помощью самых мягких боевых искусств, которые только возможны. Жалко не класс, жалко дом, потому что он-то общий. И потерять его очень легко. К вопросу о Белковском и всём остальном, что сейчас происходит и, конечно, к Белковскому не сводится.
А вот теперь, после того, как я это обсудил, ещё и ещё раз прошу вглядеться в эту картинку, ибо она — основа политической теории. А без этой политической теории протест превращается в балаган. С коррупцией они будут бороться в 2011 году… Вспомнила бабка, как девкой была! И все балдеют и на «бабки» под это разводят. Это что за хохма посреди великого несчастья, великого горя? Вы опомнитесь когда-нибудь? Балаганчики-то прекратятся? Али нет? Ась?
Так вот, закончив с политической теорией, перехожу к политической идеологии, философии и ко всему остальному.
Есть одна точка русской смерти, а не несколько. Она очень простая.
Если модерн равен тождественно развитию, то русские мертвы.
И не надо тут лгать. Если модерн действительно равен развитию, то надо умирать. Нельзя тысячи лет идти другим путём, а потом сказать: «Да, мы свернём на этот». На такой путь не сворачивают. Всё, тогда «сливайте воду». По крайней мере, конец всем амбициям, а вместе с ними и жизни, ибо жить без этих амбиций русские не могут. Начнётся такой фарс вместо жизни, что жизнь очень быстро прекратится.
На самом деле на такие вопросы надо отвечать с позиций правды. Модерн тождественен развитию или не тождественен? Да или нет?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно исследовать модерн. Другого пути нет.
За все последние 20 лет каждый раз, как наступала развилка, идти ли более сложным или более простым путем, — шли более простым. Ну, хотя бы раз можно повернуть на сложный? Все простые пути уводят в пропасть.
Сванидзе и Млечин — «ах, какие негодяи»! Но вы сейчас видите, что к ним всё дело не сводится. Вы, наверное, заметили, что где-то рядом со Сванидзе и Млечиным был Пивоваров.
Если уровень 1 — это уровень Сванидзе и Млечин, то уровень 1а — был какой-то Пивоваров, который говорил уже об антропологической катастрофе.
А за ним, как мы уже показали, есть уровень 2 — это Ракитов, который говорит о том, что русскость несовместима с модерном, и потому её надо изживать до конца.
А за ним есть Александр Янов (наверное, плохо известный многим), который как раз и является в каком-то смысле учителем Ракитова во всём, что касается русской скверны. И который, между прочим, работает с очень мощными американскими фондами. Это наш эмигрант, который давно и очень глубоко вписался в американский интеллектуальный истэблишмент. Не хочу преувеличивать его роль, но и преуменьшать тоже не хочу.